Дневник Души - [51]

Шрифт
Интервал


Мое обучение началось незамедлительно. Оно казалось мне достаточно странным. Часами мы сидели под палящим солнцем возле обычного дерева, растущего в саване. Я не находил в нем ничего примечательного, а вот шаман мог рассказывать бесконечные истории о нем. И дерево, в его рассказах, становилось настоящим героем легенд. Шаман мог упомянуть каждый лист и ветку в отдельности. Он мог подолгу гладить корни или петь песни в честь живительных соков. Он мог обнимать ствол дерева или кланяться ему, как вождю племени. Потом он вставал, срезал кусочек коры и давал его пожевать больному оспой. Случалось чудо: тот выздоравливал. Я не понимал, как он это делает, но чувствовал, что в благодарность за внимание, дерево делилось с ним силой, а он уже направлял эту силу туда, куда считал нужным.


Шаман мог довести до истерики мать, рассказывая, какой страшной смертью умрет ее ребенок, которого она принесла к нам в хижину с высокой температурой. И ребенок выздоравливал, когда мать, наконец, приходила после слез в себя. Шаман объяснил мне потом, что дети болеют от страхов родителей, и если позволить страхам выйти наружу, болезнь тоже уходит. Он часто говорил, что тело не болеет, а болеет ум. Что бы прогнать недуг, нужно устроить уму встряску – напугать его или удивить. Затем нужно сразу же вложить в него хорошие мысли. Когда ум начинает думать по новому, к телу приходит здоровье. Часто мне казалось, что он берет свои методы лечения с потолка, но он творил чудеса, которые докторам в Америке и не снились.


По вечерам мы с ним уходили в лес и подолгу молчали. А когда восходили первые звезды, шаман брал в руки перо или камень. И снова часами рассказывал мне о своей любви к этим простым вещам. Я физически чувствовал, как его слова наполняли предметы силой. Потом он стал просить меня рассказать ему о лекарствах. Я начал, как обычно, наизусть выкладывать ему сведенья из энциклопедии, но осекся. Я вдруг понял, чего он от меня хочет: я позволил лекарствам, стать в моих устах могучими воинами, побеждающими все болезни. И натолкнулся на довольный взгляд шамана. В моих словах тоже появилось колдовство.


После этого урока мы перешли к людям. С ними у шамана разговор был гораздо короче, чем с вещами. Больным он всегда давал выбор между смертью и жизнью, избегая полутонов. Одно его слово могло изменить судьбу. Меня он учил не боятся смерти, и каждое утро, просыпаясь, напоминать себе, что ее не существует. Он провел меня по колесу моих перерождений, и я знал, что не в первый раз на Земле. Этот опыт заставил меня на многое посмотреть по-другому. Так я осознал, что в иных воплощениях я не был чернокожим, и сам владел рабами. И что в этой жизни одним из моих уроков было смирение. Я с рождения учился видеть равенство душ, за иллюзией неравенства тел. Я глубоко переживал полученное озарение и думал, что урок мной пройден, но оказалось, что это не так.


Спустя несколько лет, после того, как мое обучение у шамана уже закончилось, и он покинул нашу деревню, следуя, судя по его словам, наставлениям Орла, в моей хижине появились миссионеры. С собой они привели белого мужчину сорока лет, который страдал от высокой температуры. Он, бывалый моряк, путешествовал с ними,так как сильно заболел в море. Теперь он желал обрести милость Бога до того, как умрет, хотя, на мой взгляд, мог еще прожить долго. Для начала я снял ему температуру и велел отлежаться несколько дней. Через три дня он вновь появился в моем доме. В то время я уже давно лечил больше методами шамана, чем пилюлями, заменяя таблетки кусочками сахара. Как и шаман, я в начале пугал пациента, а затем рассказывал ему историю, в которой неявно указывал путь к спасению. Я решил применить этот метод и к моряку. Он сквозь зубы поблагодарил меня, отмечая, что не ожидал получить помощь от обезьян. Я решил не реагировать на оскорбление, но привести в исполнение свой план. Я холодно сообщил ему, что его болезнь неизлечима, и жить ему осталось не долго, и это время обещает быть не из легких – полное мучений и потери разума. Моряк побледнел. Я, не дав ему опомниться, начал рассказывать ему историю выдуманной соплеменницы, которая микстурами вылечила свою дочь от подобного недуга, но он не дослушал меня, а выбежал из хижины. Я услышал звук выстрела. Когда я выскочил вслед за ним, было уже поздно. Он застрелился. Я был в отчаянии. Я не понимал, что пошло не так, и почему метод, в который я свято верил и, который до сих пор работал на отлично, вдруг дал осечку. Мне казалось, что выстрел был произведен в меня, и что я сам лежал рядом с моряком в грязи и истекал кровью. Нас окружили люди. Кто-то обнял меня и увел от тела.


Я знал, что миссионеры предпочли не раздувать историю, и похоронили моряка в миссии. У меня не хватило сил помочь им приготовить тело к погребению. Все, на что я был способен, это уйти в лес, и лежа на земле плакать, и в слезах спрашивать – почему? Я видел, что надо мной кружился орел, но я не хотел верить, что шаман поможет мне. Я потерял в него веру, и больше не мог лечить людей. Я находился в состоянии депрессии, наверное, около года. А потом, мне приснился сон.


Рекомендуем почитать
Тысяча ночей и еще одна. Истории о женщинах в мужском мире

Эта книга – современный пересказ известной ливанской писательницей Ханан аль-Шейх одного из шедевров мировой литературы – сказок «Тысячи и одной ночи». Начинается все с того, что царю Шахрияру изменила жена. В припадке ярости он казнит ее и, разочаровавшись в женщинах, дает обет жениться каждый день на девственнице, а наутро отправлять ее на плаху. Его женой вызвалась стать дочь визиря Шахразада. Искусная рассказчица, она сумела заворожить царя своими историями, каждая из которых на рассвете оказывалась еще не законченной, так что Шахрияру приходилось все время откладывать ее казнь, чтобы узнать, что же случилось дальше.


Время невысказанных слов

Варваре Трубецкой 17 лет, она только окончила школу, но уже успела пережить смерть отца, предательство лучшего друга и потерю первой любви. Она вынуждена оставить свои занятия танцами. Вся ее давно распланированная жизнь — поступление на факультет журналистики и переезд в Санкт-Петербург — рухнула, как карточный домик, в одну секунду. Теперь она живет одним мгновением — отложив на год переезд и поступление, желая разобраться в своих чувствах, она устраивается работать официанткой, параллельно с этим играя в любительском театре.


Выяснение личности

Из журнала "Англия" № 2 (122) 1992.


Сад неведения

"Короткие и почти всегда бессюжетные его рассказы и в самом деле поражали попыткой проникнуть в скрытую суть вещей и собственного к ним отношения. Чистота и непорочность, с которыми герой воспринимал мир, соединялись с шокирующей откровенностью, порою доходившей до бесстыдства. Несуетность и смирение восточного созерцателя причудливо сочетались с воинственной аналитикой западного нигилиста". Так писал о Широве его друг - писатель Владимир Арро.  И действительно, под пером этого замечательного туркменского прозаика даже самый обыкновенный сюжет приобретает черты мифологических истории.


Путник. Лирические миниатюры

Произведения Акмурада Широва –  «туркменского Кафки», как прозвали его многие критики, обладают невероятной эмоциональной силой. Живые образы, психологически насыщенные наблюдения, изящные метафоры, сочный, экзотичный язык, и главное, совершенно неожиданные философские умозаключения. Под пером мастера даже самый обыкновенный сюжет приобретает черты мифологических истории. Мир в произведениях Широва совершенно уникален. В нем логика уступает место эмоциям, сновидения вторгаются в жизнь, а мифы кажутся реальнее самой реальности.


Хвастунья

Опубликовано в журнале: «Знамя» 2006, № 1-2 Об авторе: Инна Лиснянская — поэт, прозаик, печатается в «Знамени» с 1987 года. Кроме стихов, у нас опубликованы повести «Величина и функция» (1999, № 7) и «Отдельный» (2005, № 1).