Дневник Дейзи Доули - [31]

Как-то после обеда она красила мне ногти, а сама тем временем перечисляла самые раздражающие черты своего мужа.

— Меня раздражает, как он читает газету, цокая языком и методично складывая страницы, вместо того чтобы просто их откладывать. При этом он совершенно неспособен аккуратно повесить мокрое полотенце в ванной — всегда кидает его на сушилку как попало, и это меня тоже бесит. А еще меня бесит то, как он откроет холодильник и стоит перед ним, а сам спрашивает: «Масло у нас есть?», будто я обязана хранить в голове точный перечень содержимого и отчеканивать его по первому требованию. — Люси стиснула челюсти. — Господи, хоть бы разок спросил: «Чем мне тебя порадовать, милая?» Никогда не предложит помочь, отвести девочек в гости, купить подарок для общих знакомых, разложить чистое белье в шкафу, позвонить зубному врачу, проверить, нуждается ли машина в ремонте, закупить всякие там стиральные порошки или записать меня на массаж. Нет, что вы, он ведь так много зарабатывает, поэтому его жизнь важнее, чем моя.

— Но разве не все мужики так считают? — спросила я.

Люси вздохнула.

— Насчет этого не знаю, а вот что я точно знаю: с годами мы с Эдвардом перестали видеть друг друга. Мы воспринимаем друг друга как мебель. Обстановку брака. Но я не хочу менять мебель или ее обивку, я просто хочу вспомнить, чем она мне понравилась в самом начале.

Я кивнула.

— Значит, Эдвард тебя утомляет?

— Не совсем так. — Люси задумалась и продолжала: — Просто… как будто какой-то своей частью он существует отдельно от меня. Может, это я его утомляю, может, ему со мной скучно. — Она завинтила флакончик с лаком. — Я точно знаю, что у меня есть все для довольства жизнью, но при этом внутренне я умираю от одиночества. — Она тяжело вздохнула. — И как это произошло? Вот вроде бы только что я была молодой, сексуальной, ну просто находка, а не девушка, и мечтала о полной, счастливой, разнообразной жизни, а глядь — уже прошло десять лет, и я превратилась в скучную старую жену и мать, которой и сказать-то нечего. — Она фыркнула. — А ведь я скучная! Нет, ну правда, я даже на саму себя и то тоску навожу.

Люси помолчала, занятая тем, что аккуратно наносила на мои ногти закрепитель для лака.

— Ты любишь Эдварда? — спросила я наконец.

— Эдварда все любят, — сухо сказала она.

— Я не об этом спрашиваю. Какая разница, что думают все остальные? Ведь это не они будут рядом, когда тебя затошнит в два часа ночи и ты захочешь, чтобы Эдвард помог дойти до туалета и подержал твои волосы.

Люси ответила не сразу, а когда она заговорила, голос у нее был сдавленный и тихий, точно она делилась самым главным своим секретом:

— Дейзи, Эдвард никогда ничего подобного не делал.

— Ой… — Я была потрясена до глубины души. — Какой ужас!

Люси пожала плечами.

— Ты такая идеалистка, даже страшно. Ты что, всерьез думаешь, что кто-то из этих племенных самцов, зарабатывающих бешеные бабки для своих жен, посчитает нужным оторвать задницу от постели и поддержать жену, если ее тошнит среди ночи? Еще чего. С той же вероятностью, с которой кто-либо из них пропустил деловую встречу, потому что у жены, то есть у тебя, грипп, и будет поить тебя морсом и менять компресс. Нет, ничего подобного от них и не жди.

— То есть ты хочешь сказать, раз он выделяет тебе деньги, то не обязан уделять внимания?

— Да, именно так они все и полагают. Они просто не считают нужным расходоваться на такие мелочи.

— Итак, давай внесем ясность, — настаивала я. — Получается, что на богатых сильных мужчин нельзя положиться, когда речь идет об эмоциональных потребностях, но это неважно, потому что они платят?

— В точку. — Люси закончила мой маникюр и теперь красила себе ногти бледно-розовым лаком. — Именно поэтому у тебя ничего не получилось с Джулиусом. Брак с Джейми был ошибкой, но он тебя не подкосил. А вот если бы ты вышла за такую «выгодную партию», как Джулиус, развод стал бы для тебя ударом. Ломают человека именно мелочи. Да, они и становятся последней каплей. Проходит время, и даже цветы, которые ты получаешь, становятся поводом для обиды, потому что мужчина выбрал их не сам. Остается только уповать на то, что у его секретарши хороший вкус. — Люси отложила кисточку и взглянула мне в глаза. — Дейзи, ты в курсе, что Джулиус женится?

Сердце у меня подпрыгнуло в груди и рухнуло куда-то в желудок.

— На Алисе Рандольф. Молодая американка, наследница большого состояния. В общем, не брак, а сделка, — заключила Люси.

Итак, Джулиус Вантонакис, моя первая любовь, женится.

Я не виделась с ним семь лет, но новость ударила меня так, будто мы расстались буквально вчера. Ощущение было такое, точно мне в вены впрыснули яд. Джулиус был моим прекрасным принцем, мужчиной моей мечты, и он посеял в моем сердце семена миллиона грез.

Я познакомилась с Джулиусом, когда мне было двадцать два, а ему двадцать девять, на светской вечеринке в Лондоне. Познакомили нас общие друзья — красавица-аристократка Наташа, обладательница точеных скул, у которой как раз завязался роман с давним другом Джулиуса Перегрином, тоже представителем самых что ни на есть сливок общества. Люди этого круга обладали врожденным чувством принадлежности к высшему классу, к избранным; они твердо знали, что с пеленок получили право беспрепятственного входа в привилегированный мир высшего света, о котором другие и мечтать не смеют. Прослойка эта представляла собой вариацию 1980-х на тему золотой молодежи 1920-х. Шикарные, не обремененные заботами, богатые и блистательные, они вызывали зависть окружающих и всю жизнь проводили в своем тесном рафинированном кружке таких же породистых. Они выезжали на выходные в загородные имения, сохранившие остатки былой роскоши; зимой все поголовно обретались на лыжных курортах и жили в шале; лето проводили на континенте, в полуразрушенных замках. И все они были друг другу слегка сродни, хотя бы и отдаленно. Все, что их интересовало, — это держаться своего круга, не принимать чужих и обсуждать, «кто, что, где и с кем». Каждый был или кузеном, или сестрой такого-то, как будто тебя не считали за человека, если ты не принадлежал к определенному клану.