Дневник Дейзи Доули - [18]

Возможно, если бы я не лелеяла свое горе, не переживала свою ошибку, не жаждала сделать Джейми тем, кем он определенно не был, я смогла бы оценить его юмор. Или, по крайней мере, попыталась бы найти что-то симпатичное в парне под сорок, который преспокойно разгуливает на публике в зеленой спортивной фуфайке, на которой вышит Шрек или лягушонок Кермит. Нет, поймите меня правильно, я прекрасно разбиралась в том, почему этот выпендреж принят у выпускников частных школ — у них свой особый одежный код. Наряжаясь в якобы богемные пиджаки в «огурец» или бархатные лиловые костюмы, они давали всем окружающим понять: мы, мол, занимаем такое определенное и высокое положение, что можем позволить себе плевать на манеру одеваться, потому что нам нет необходимости доказывать, что мы принадлежим к определенной прослойке. Если ты из Хорошей Семьи, то можешь себе позволить пойти в кино или в магазин в вышитых восточных туфлях без задников — да хоть золотых и с помпонами на загнутых носках!

Несмотря на то, как выглядел и держался Джейми (а он больше всего напоминал персонаж рождественской пантомимы с ряжеными), все, кто нас окружал в Колорадо, свято верили, что мы идеальные молодожены и у нас все замечательно. Ведь все и всегда верят, что молодожены просто обязаны быть счастливы, потому что иначе и быть не может! Почему все и всегда смотрят на молодоженов сквозь романтический флер, с легкой завистью: ах, какие молодые, красивые и как они любят друг друга, просто наглядеться не могут. И никто не увидел, что гладкая картинка нашего счастья уже пошла трещинами — от боли.

* * *

Месяца два спустя после того, как я вернулась из свадебного путешествия, ко мне зашел в гости Майлс, один из моих давних однокашников по университету. Майлс тогда жил и работал в Гонконге, стал банкиром, успел неприлично разбогатеть и приехал домой, так сказать, на побывку. Майлс нравился мне давно — уже лет двадцать, с тех пор, как я впервые увидела его, когда он, подвыпивший, с галстуком за ухом, шатаясь, пересекал университетский дворик. Это было на студенческом балу. Меня не смутило и не оттолкнуло даже то, что чуть позже Майлса стошнило в фонтан, а потом он взасос целовался с какой-то шлюховатой девицей в платье типа «тюбик», из которого, кстати, все время вываливалась одна из грудей. Майлс, сын биржевого брокера, был наделен особым обаянием, смесью мужского и мальчишеского; длинные ноги, растрепанные волосы, загорелое лицо — загар он обычно зарабатывал на занятиях яхтенным спортом или виндсерфингом. Он так и излучал обаяние. Он, можно сказать, потел обаянием. Майлс принадлежал к той породе мужчин, которые сохраняют привлекательность с юных лет и до победного конца, а может, еще и дольше (если в похоронном бюро попадется хорошенькая сотрудница), оставаясь симпатичными и по-хорошему смешными и обаятельными. Такие мужчины знают о своих чарах и всегда, до самого последнего готовы ухаживать за женщинами и пользуются у них успехом. Поскольку я была твердо уверена, что у меня притягательности не больше, чем у сушеной змеи, то мне и в голову не приходило, что я могу понравиться Майлсу. Нет, я уже тогда усвоила, что мне нужно идти другим путем. Мне нужно дружить с такими мальчиками, смеяться их шуткам, и тогда, если симпатичные парни и не потащат меня в койку, по крайней мере, я буду с ними общаться.

Майлс сохранил юношеское обаяние и теперь, когда ему уже было под сорок: короткая стрижка с хохолком на лбу, вокруг глаз легкие морщинки, какие бывают у тех, кто много смеется и улыбается, и улыбка — открытая, но с некоторым намеком. Он с интересом осмотрел мое жилище, которое было вылизано до немыслимого совершенства. Я на мгновение почувствовала гордость Молодой Хозяйки, красующейся на фоне почти журнального интерьера: на столе — ваза белых лилий, на кофейном столике — сервиз из настоящего лиможского фарфора, полученный в подарок на свадьбу. Майлс откинулся на диванные подушки (замша нежного шоколадного цвета) и погладил мягкий плед из шенили, продуманно сложенный на подлокотнике дивана.

— У тебя тут прямо как в музее, — заявил он. — Удивляюсь, как это ты вообще позволяешь нашему другу Праттпуку тут расхаживать. — Он кивнул в направлении спальни. — И мять подушки. Неужели он осмеливается?

— Еще как! — ответила я.

Майлс недоверчиво покачал головой и сообщил:

— А моя последняя фифа никак не могла кончить. Все потому, что принимала прозак.

— Зачем?

— У нее не получалось держать себя в руках. Все время впадала в истерику от ярости.

— Из-за чего? Из-за того, что не могла кончить?

Майлс расхохотался.

— Ох, Майлс, — улыбнулась я, — ну ты и девушек выбираешь, честное слово! Умелец.

— А ты нет, что ли? — парировал он, и я отвернулась. Майлс подался вперед.

— Нет, ты скажи правду: у тебя состоялось супружеское счастье? Ты на седьмом небе или нет?

— Могло быть и хуже, — ответила я. — Нужно просто принять как факт, что Джейми никогда меня не поймет. Ну да все равно, я обожаю эту квартиру. Я здесь как в раю.

— Когда Джейми нет дома?

— Ага. — Я хихикнула.

В глазах у Майлса запрыгали чертики, и он ласково посмотрел на меня.