Дневник Дейзи Доули - [17]

Джесси застонала:

— Нет! Нет же! Дейзи, сколько можно повторять: я не такая, как ты!

— Но ты ведь даже не пытаешься рискнуть по-настоящему, а разве жизнь без риска — это жизнь? — Я встала.

— Ой, да отстань ты от меня со своей высокопарной чушью! — резко сказала Джесси. — Вот ты рискнула, пошла на опасный секс с Троем, и что — обошлось?

Я отвернулась, и Джесси схватила меня за руку:

— Скажи мне, что все в порядке! Никакой ложной тревоги? Дейзи, я тебя спрашиваю! Все в порядке? Да? Все обошлось?

Я не знала, обошлось или нет, и, хотя я заверила Джесси, что все обошлось, какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, что я влипла.

Вот интересно: до свадьбы мы с Джейми никогда не обсуждали, будут ли у нас дети и сколько. Нет, никаких «муси-пуси», никакого сентиментального сюсюканья на тему наших прелестных крошек — юных Праттлоков, которые будут похожи кто на меня, кто на него. Мы не обсуждали в постели, в какую школу их отдать, и Джейми никогда не гладил меня по выпирающему животу и не называл «мамусей». Но, несмотря на все это, мне всегда казалось, что дети у меня будут — как само собой разумеющееся. Точнее, мне никогда не приходило в голову, что у меня их не будет. После того как у меня на пальце засверкало обручальное кольцо, я не возвращалась к мысли о детях, но где-то в глубине души была убеждена, что рано или поздно произведу на свет маленького Праттлока. Однако в медовый месяц положение вещей изменилось — не успела я вытряхнуть из волос конфетти, которыми нас осыпали на свадьбе, как уже осознала, что совершила величайшую ошибку в жизни.

Поначалу я не давала этим мыслям хода. Я просто не могла сознаться самой себе, что оказалась такой недалекой и близорукой дурой. Я напоминала самой себе капризную девочку, которая выклянчила Барби на день рождения, но, едва получив ее и начав расчесывать кукольные волосы, поняла, что на самом деле хотела плюшевого мишку. Точнее, страстно жаждала плюшевого мишку.

Мы сидели в креслах горнолыжного подъемника в Колорадо, было Рождество, и стороннему наблюдателю мы, конечно, показались бы идиллической парочкой. Небеса сияли синевой, от вида снежных вершин у меня захватывало дух. То есть я буквально не могла дышать. Вот она я, рядом с мужчиной, которому три дня назад поклялась в любви перед толпой в четыреста человек, и я задыхаюсь рядом с ним. Причем совершенно не от любви.

Я посмотрела на Джейми. На нем была шерстяная шапка вроде колпака Санта-Клауса, с длинным концом, обмотанным вокруг шеи в качестве шарфа. Джейми болтал ногами и, соответственно, лыжами. Он переложил лыжные палки в левую руку (в толстой спортивной перчатке), а правой постучал меня по плечу.

— Ну как ты, старушка? — поинтересовался он.

Мне удалось выдавить на лице улыбку. Никто бы не подумал, что я плачу во время медового месяца, потому что на подъемнике сильный ветер и вполне нормально, что у меня слезятся глаза. Да, во всем виноват ветер. Но на самом деле я прекрасно знала, что во всем виновата моя непроходимая тупость. Я хотела чувствовать себя счастливой, Господи, да я бы в тот момент отдала все на свете, лишь бы чувствовать себя как полагается новобрачной, но никаких таких радужных чувств у меня не было — даже и близко.

Тем не менее мы старательно изображали из себя типичных английских молодоженов. Оказавшись на фоне заснеженных вершин или перед живописным шале, Джейми тут же совал фотоаппарат первому встречному и просил: «Вас не затруднит нас щелкнуть?» Затем он обнимал меня, как подобает заботливому мужу, — предполагалось, что я буду чувствовать себя надежно и уютно в его крепких объятиях. «Пожалуйста, щелкните нас с женушкой!»

Мы улыбались в объектив застывшими улыбками, но внутри у меня все ныло. Больше всего на свете мне хотелось гордиться Джейми. Правда же! Мне хотелось ощущать все то, что полагается ощущать новобрачной: восторг, упоение, гордость за мужа. Мне хотелось смотреть в будущее с надеждой, и чтобы оно казалось радужным и от этого кружилась голова. Мне хотелось трогательно сжать его руку под наплывом чувств (честно скажу, сквозь толстенные перчатки это сложновато) и вложить в это пожатие всю душу, все чувства.

Как я могла признаться Джейми, что ошиблась в выборе, если у меня не хватало духу признаться в этом самой себе? А может, в глубине души он все понимал? Может, мы оба сразу же почувствовали, что ошиблись и не подходим друг другу? А вдруг Джейми тогда тоже изнывал от одиночества. Смешно звучит — изнывать от одиночества в медовый месяц, то есть именно тогда, когда молодожены должны ощущать себя единым целым, бесконечно далеким от остального мира.

Вот в этом-то и была загвоздка: я не чувствовала себя единым целым с Джейми. Я вообще не ощущала, что у меня есть хоть что-то общее с этим мужчиной, который бодро барахтается в снегу, кидается в меня снежками и пытается изображать хитрые выкрутасы на горных лыжах. Нет, я не видела в нем своей второй половинки. Тем более — лучшей.

И как я могла быть такой дурой? Ведь мы поженились, будучи знакомы уже целый год, и я прекрасно знала, что самовыражается он, напяливая дурацкие рубашки в цветочек и не менее дурацкие молодежные шапочки, и считает, что это нормально, а раскрыться эмоционально и не думает. Я знала, что, надевая идиотскую лыжную шапку с черепом, он хочет сказать всему миру и мне: «Смотрите, какой я классный, прикольный и остроумный, просто зашибись». Я уже понимала, что Джейми не тот, кто мне нужен. И наоборот. Что мы никогда не будем выглядеть идеальной элегантной парой: ну, знаете, такой, как на рекламе духов, муж в шикарном кашемировом пальто, под которым не менее шикарные шмотки от Армани. Джейми недоставало шика. Я предложила ему купить на Рождество пиджак, но он вместо этого выбрал алую спортивную куртку с капюшоном, флисовую, толстую — как мальчишка, честное слово! Понятно, что при виде нас прохожие вовсе не думали «какая потрясающая пара», они пытались понять, зачем взрослая симпатичная женщина идет под руку с Красной Шапочкой баскетбольного роста.