Дневник А.С. Суворина - [66]

* * *

Был у о. Пирлинга, в его монастыре, против Bon Marché. Огромное здание с широкими коридорами, с деревянными крутыми лестницами. Келья маленькая, в одно окно. Около стены шкаф с книгами, почти все в переплете. Я ему привез историю Алекс. I Шильдера, в благодарность за портрет Лжедимитрия. Говорили об этом. Он приходит к заключению, что это Отрепьев. Он отыскал донесение Рамполлы. Думает, что в Путивле он сносился с боярством; главный — Шуйский. Сначала он хотел взять с собой только татар и казаков, но поляки предложили ему свои силы. Пирлингу царь позволил ездить в Россию, и он туда собирается. Относительно Шереметева выражается с иронией. По мнению Платонова, который с Пирлингом переписывается, Бестужев-Рюмин был уже слаб критической силой, когда переписывался о Самозванце с Шереметевым.

* * *

Чехов рассказывал о русском шпионе в Ницце. Он получает 700 р.

28 апреля.

Обедал у И. И. Щукина. Были Чехов, Скальковский, Онегин Боткин и Де-Роберти. Пробыли до 10 часов. Ив. Ив. угощает чисто по московски, с большою любезностью. После обеда оживленная беседа Де-Роберти доказывал, что образованным людям надо есть устрицы и пить шампанское, чтоб проповедывать идеи народу. «А не то, что отдавать народу все то, что имеешь. Если мы народу отдадим то, что имеем, и он только пропьет и проживет, а идеи значат гораздо больше. И чтоб иметь их, надо быть образованным, иметь досуг, довольство», и т. д.

— «А Христос?» — сказал Скальковский.

— «Да что Христос?.. У него все было: женщины ему хитоны делали, вино он пил» и т. д.

Онегин читал письма Жуковского к Пушкину перед дуэлью с Дантесом. Письма эти точно написаны для оправдания Жуковского, что он мол, принимал все меры, чтоб не допустить до дуэли, и ничего не мог сделать. В письмах говорится о «тайне», которая известна трем-четырем человекам. «Тайна» эта, очевидно, в том, что Пушкина жила с Дантесом, и в этом не сомневались ни Пушкин, ни Жуковский. Жуковский выгораживал молодого Дантеса и старого Геккерна, который хотел спасти своего сына. Геккерн говорил Онегину, что Дантес целился Пушкину в ногу, но пистолет отдал, и пуля попала в живот.

2 мая.

Сегодня с норд-экспресом уехал Чехов. На станции видел Сабашникову, которая дала сто тысяч Евреиновой для «Сев. Вест». Сабашникова вышла потом замуж за двоюр. брата Евреиновой, который просадил состояние своей жены на сахарные дела. Длинная, некрасивая особа. Когда-то Евреинова прочила ее за Чехова, и он смеялся над этим. Мне кажется, он в Париже поправился.

5 мая.

Обедал у Щукина. За обедом споры между Скальковским и Де Роберти. Был Валишевский. Говорил о гонораре во франц. журналах. «Revue de deux Mondes» платит 10 фр. за страницу, «Revue de Paris» — 13 фр. страница. Вообще, гонорар очень неважный. Лучше других платит «Figaro»: за первую статью в № (Premier Paris) до 200 фр.

* * *

…У Римлян — Тацит, у нас — Татищев. Щукин уничтожал Тацита, Скальковский защищал его.

* * *

Онегин сказал мне, что он готов читать корректуру акад. изданий Чушкина, исправлять и добавлять где надо, даром, не требуя за это ничего. Он просил меня сказать об этом Л. Майкову.

* * *

Запрашивал телеграммой Петербург, как принята в России речь Чемберлэна, сказанная 1-го мая, кажется. Ответ: телеграфом речь эта передана кратко. Очевидно, гр. Муравьев задержал телеграммы, по своему обыкновению, и, может быть, совсем о речи этой нельзя будет говорить. Сегодня у Щукина все возмущались. Такую речь можно сказать только в пьяном виде. Чемберлэн применил к России поговорку, что «обедать (ужинать) с чортом можно только, имея длинную ложку». С англичанином и с длинной ложкой ничего не достанется — все возьмет себе и сожрет.

* * *

Вчера сидел у меня гр. Ржевусский. Он потерял все свое состояние (60 000 р. ежег. дохода) на женщинах и игре и теперь принужден gagner sa vie литературной работой. Он расспрашивал меня о театре, предлагает прислать мне свою пьесу для Малого театра. Я предложил ему написать о парижской журналистике и театрах. «Заплатите мне, по крайней мере, по 90 коп.», говорил он. «Петерб. газета» платит ему по 5 коп. Валишевский находит, что у него большой талант, но он не заботится о нем, и когда писал свои романы, то забывал имена действующих лиц и называл их на разных страницах разно. В Париже очень трудно «arriver», как говорится, — известность достается очень трудным путем. Один известный художник говорил Щукину: «прежде чем я стал продавать свои картины, у меня ими было набито две комнаты».

* * *

В субботу, 2-го мая, был Татищев под влиянием речи Чемберлэна. Проговорили часа три. Ганото ему сказал: «La Russie a perdu la Chine». Германский посол наш рассказывал ему о занятии (Киау-чоу) немцами. Государь написал Вильгельму II на его запрос, можно ли Германии занять эту гавань, так: «ни позволить, ни запретить не могу». Дотом, когда Вильгельм принял это за согласие, министерство воспротивилось, говоря через посла, что Вильгельм не так понял письмо государя. Дело дошло до того, что посол наш не мог найти ни Вильгельма, ни министра, чтоб передать протестующую ноту. Государь велел тогда уведомить Германию, что наш флот войдет (в Киау-чоу) вместе с германским, но только на другой день, и эта угроза была взята назад.