Дневник 2002–2006 - [8]
Рассказывает, а взгляд у нее уже потерянный.
Май
1 мая
В метро все боятся атипичной пневмонии. Если в вагоне едет азиат, то вокруг него нет ни души.
2 мая
Пошли с Леной в кино. Потом гуляли под дождем. Лена говорит: представляешь, скоро все, может, начнут умирать от атипичной пневмонии, а мы вымокнем, заболеем и умрем от типичной. Так необычно.
Но у меня непромокаемый плащ.
3 мая
Встал в два дня. Позавтракал. Снова лег в постель. Прослушал все симфонии Брукнера. Думал о злой мировой воле. Поехал к родителям, кормить кота (родители на даче, кот без них скучает). Был ливень. Спал. Ливень закончился, я выглянул в окно и увидел радугу.
4 мая
В маршрутку запрыгнула старушка, сказала, что ветеран труда и тыла, хотела поехать бесплатно, но документов при себе не было. Сердобольный мужичок средних лет заплатил за нее. Она присела рядом с ним и стала громко жаловаться на свою безрадостную старость. Дочь-алкоголичка изредка ее побивает, постоянно требует с матери денег, а пенсия маленькая; старушке в голову лезет только одна мысль: покончить с собой, разом избавиться от скотской жизни. Но в самый последний момент перед решительным шагом старушку начинают одолевать сомнения и страхи. Вдруг она умрет не сразу? Что если локомотив в метро (вход в метро для пенсионеров бесплатный) сомнет, но не до конца? И будет она одноногой старой инвалидкой. Или потравится, но не вся, будет лежать парализованная, живой труп на вонючей кровати, ходить под себя и бессильно зыркать на дочь алкоголичку и ее ебаря, дебошира. Если бы вы знали, как ей стыдно все это рассказывать! Позорить перед незнакомыми людьми свою дочку, родную кровинушку! Но такая тяжелая жизнь, и пенсия у пенсионеров маленькая. Нет ли у мужичка для нее ста рубликов?
Репетитор продолжает смазывать лицо сметаной. Лицо покрылось фурункулами.
5 мая
Ездил к Даниле. Данила поил меня виски. Уезжает на два месяца в Берлин и Гамбург. Слушали Вагнера и Кармен и думали, как же это Ницше мог их противопоставлять? Потом Данила сказал, что как бы Брукнер не старался, а у него все равно лирические места производят впечатление искусственно сконструированных (а теперь послушай Бизе, у него все естественно). Данила был чрезвычайно дружелюбен. Он хотел любви. Но о какой любви может быть речь, когда музыка так прекрасна?
Допил свой виски, поехал домой.
(Данила меня ненавидит.)
Московские улицы с их путанной, пугающей геометрией (есть ли она?) Московские дома, особенно на окраинах, неприспособленные для людей. Люди на этих улицах, в этих домах. Город, невозможный для жизни. Entsagung — единственный способ противостоять напору гибнущего мира. Думаю о Роберте Вальзере.
7 мая
Ходил на прогулку с Денисом. Он себя неважно чувствует. Собирается лечь в больницу. Ездил к себе на дачу и обжег руку, когда жег прошлогоднюю траву. Потом помогали приводить в чувство сильно пьяного подростка, валявшегося на газоне.
В метро на мне пытался заснуть пьяный мужчина. Прижимался, сопел в ухо, дышал в щеку перегаром. Я перебрался в другой вагон. Там было много свободных мест, но все равно: напротив меня встал странный мужчина и при каждом рывке состава тыкался мне в нос своим причинным местом. Я поднял на него глаза и спросил, намекает ли он на то, что я должен сделать ему минет, или, может, он, наконец, сядет и не будет на меня наваливаться?
9 мая
Иногда идешь по улице и видишь человека, который разговаривает сам с собой. И думаешь: как хорошо, не ты один такой сумасшедший на свете. А потом оказывается, что это просто hands-free.
В метро со мной хотела познакомиться девушка. Я стоял в торце вагона, где трехместные сиденья. А она сидела и меня рассматривала, а потом стала спрашивать, что это за красивая картинка на обложке моей книги? Говорю: Поцелуй Климта. Она: а о чем книжка? Я пожал плечами, улыбнулся, говорю: вам наверняка будет неинтересно, это Адорно. Она: а какая сейчас станция? Я говорю: Кузнецкий мост. Она: значит мне сейчас выходить, а вам? Отвечаю: а я в метро с девушками не знакомлюсь.
12 мая
Сотни тысяч глаз открываются ежедневно свету,
Наполненные ожиданиями, светящиеся детские глаза,
И каждый день закрываются
Навсегда тысячи глаз, уставших от сияния дня.
И покойно горит
Над ними вечное
Одинокое, величественное, лучезарное пламя небес.
(Г. Реннер, «Сеятель», 1889?)
13 мая
Попросил у Дениса атлас звездного неба. Если бы у меня был такой атлас в прошлом году в Веймаре, то можно было бы сесть ночью на траву в парке и рассматривать звезды. Там такое звездное небо, какого нет нигде. Веймарское звездное небо даже и словами-то описать нельзя.
14 мая
Ехал к родителям из библиотеки. На одной из станций в вагон зашли два человека с большими спортивными сумками. Из их разговора понял: настоящий дзюдоист и его тренер. Ехали в Шереметьево. Крутили в руках свои билеты на самолет и заграничные паспорта. Красивый дзюдоист. Широкоплечий, тренированное тело, красивые руки, блестящие ногти. Обручального кольца нет. Он, казалось, излучал благородную простоту и тихое величие. Я стоял в паре сантиметров от него, смотрел то на него, то на его отражение. Вспотел от переизбытка эстетического удовольствия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй том дневника Александра Маркина, московского филолога-германиста, специалиста по творчеству Альфреда Деблина.Мать насмерть застирала младенца в стиральной машине! Женщина годами прятала трупик новорожденного в морозилке! Повседневность Маркина колеблется между трагедией и мелодрамой. Современная московская версия «Физиологии Петербурга». Патография постсоветской жизни.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.