Дневник. 1873–1882. Том 2 - [170]

17 сентября. Четверг. Покончил я с устройством библиотеки и снова принимаюсь за разборку своего старого бумажного хлама. С большим интересом пробегаю эти воспоминания давно минувших лет; как будто возвращаюсь к временам молодости и кипучей деятельности. Многое уже забытое воскресает в памяти; как будто покойники восстают из своих могил. Более чем когда-либо жалею, что не вел своего дневника с молодых лет.

Вчера получил письмо от Алексея Васильевича Головнина с приложенною к нему курьезною выпискою из полученного им письма от великого князя Константина Николаевича, описывающего свое последнее посещение Симеиза. Головнин называет это письмо материалом для моей биографии. Сомневаюсь в том, чтобы когда-нибудь и кто-нибудь вздумал заниматься моей биографией; однако же почему не приложить этот документ к моему дневнику в виде pièce justificative[126].

25 сентября. Пятница. Сегодня ездил опять в Орианду и пробыл более часа у великого князя Константина Николаевича. От него узнал весьма странные новости из Петербурга, сообщенные ему некоторыми из многочисленных приезжих. Не хотелось бы верить всем этим рассказам.

На возвратном пути заехал к почтенной старушке графине Тизенгаузен.

Вчера уехала от нас племянница моя Мордвинова с приезжавшим за нею отцом ее, сенатором Мордвиновым.

29 сентября. Вторник. Поездка в Мшатку к Николаю Яковлевичу Данилевскому, частью – в экипаже, частью – верхом.

3 октября. Суббота. Получил от Обручева ответ на письмо, в котором высказывал ему откровенно свое мнение о недавних переменах по военному ведомству. Ответ уклончивый, дипломатический, очевидно, ему неловко; он не может ни защищать принятые новые меры, ни осуждать их. Поэтому он изворачивается следующими туманными фразами: «…Затем, искренноуважаемый Д. А., не тем масштабом вы меряете… Созданное вами здание такое грандиозное и фундаментальное, что исторический обозреватель и не заметит делаемых в нем поделок и переделок. Скажет лишь: въехали новые жильцы, тут сняли перегородку, здесь поставили; развесили иначе драпировку, кое-где подкрасили или перекрасили по своему вкусу. Палаццо же будет всё стоять, и все будут знать, как его звать».

Сказал бы я на это: хорошо, если б только драпировку перевешивали и перегородки переставляли; а, пожалуй, жильцы начнут так хозяйничать, что потом и не узнаешь фасада здания и всё оно обветшает и развалится. То, что до сих пор сделано, конечно, не есть еще подкоп, угрожающий прочности постройки, но все-таки это первый шаг к искажению здания. А что будет впоследствии, если войдут во вкус и будут продолжать ломать одну стену за другой, не отдавая себе ясного отчета в том, что творят?

Однако же я не намерен уже отвечать Обручеву, он, видимо, избегает категорического обсуждения затронутых вопросов. В заключение своего письма он подносит мне букет: «Понадобилось порыться в отчетах 60-х годов… Вот это назидательно, это история, и внесенные основания смело идут на суд».

Думаю, что порыться понадобилось по поводу назначения новой комиссии под председательством графа Коцебу. Любопытно знать, как эта комиссия поведет дело: будет ли она послушною и беспрекословною исполнительницей заявленной высшей воли – непременно переломать всё, созданное в последние 20 лет, или же сначала примется добросовестно за изучение истории этих 20-летних работ. Увидим.

Приехал к нам сегодня моряк князь Голицын, только что возвратившийся из кругосветного плавания на клипере «Разбойник».

6 октября. Вторник. Решительно не можем мы здесь жаловаться на глушь и безлюдье. Каждый почти день бывают посетители. Вчера после обеда приехал к нам неожиданный гость – итальянский военный агент в Петербурге маркиз Паллавичини, который после дальнего странствования по Волге и Кавказу заехал в Крым по пути в Италию. Это весьма милый молодой человек, внушавший мне более сочувствия, чем все другие бывшие у нас в разное время иностранные военные агенты.

Сегодня же, когда мы сидели еще за утренним чаем, снова навестил нас князь Дондуков-Корсаков, прибывший в Ялту с великим князем Константином Николаевичем после освящения в Севастополе Нижней церкви Святого Владимира, где погребены адмиралы Лазарев, Нахимов и Корнилов. Как всегда, князь Дондуков был любезен и неистощим в своих рассказах.

Погода у нас после продолжительного ненастья и холодов снова установилась теплая, прекрасная. Хотя по ночам бывает не более 10–11°, но днем на солнце ртуть поднимается до 34°. Все эти дни гуляю в кителе.

13 октября. Вторник. В газетах напечатаны известия об открытии заседаний вновь назначенной комиссии для обсуждения переустройства военного управления, о составе этой комиссии и предстоящих ей задачах. Заседания ее происходят в той самой зале Зимнего дворца, где происходили печальной памяти совещания 1873 года; в составе новой комиссии есть несколько лиц, участвовавших и в прежних совещаниях. Едва ли можно и теперь ожидать более полезных, чем тогда, результатов.

Программа комиссии очень обширна и показывает, что теперь будут подняты гласно такие вопросы, которые до сих пор считались лишь бредом небольшого числа людей, не имеющих ясного понятия о военной администрации. Например, ставится вопрос о расчленении военного центрального управления, с возвращением к порядкам, существовавшим во времена Александра I. Мысль эта не раз уже бродила и прежде, даже между особами высокопоставленными; но пока я был военным министром, она признавалась несбыточною. Воспрянула она гласно немедленно, лишь только решились мое удаление и назначение на мое место Ванновского.