Дива - [74]

— Вы что делаете-то? — непроизвольно спросил За­рубин.

— А сиди и молчи, — недружелюбно отозвался егерь. — Наше дело маленькое...

Огородил его с трёх сторон, оставив вид на поле, и по­спешно убежал к машине. Назначение этой вонючей сети было не совсем понятно: то ли она скрывала Зарубина от глаз короля, то ли маскировала самого учёного от ле­шего. Ясно одно: почуяв её запах, ни один зверь на поле не выйдет, а лёгкий предвечерний тягун как раз в сто­рону овсов.

Оставшись один, Зарубин кое-где приспустил сеть, чтоб был обзор на все четыре стороны, и тщательно осмотрел местность в бинокль. По периметру всё поле было закры­то плотным лесным массивом и только справа виднелся прогал, похожий на заброшенную дорогу или просеку, за­росшую высоким кипреем, от которого сквознячком тя­нуло невесомые облачка белого пуха. Трава там оказалась примятой, отчётливо виднелось тёмное пятно занорыша — выход звериной тропы, а в двух десятках шагов, у самого леса, валялась какая-то ржавая конструкция, напомина­ющая соломенный бункер от комбайна. Он не обратил бы на неё внимания — не всё ещё железо егеря свезли в ме­таллолом, если бы при первом осмотре не заметил како­е-то неясное движение. Будто прополз кто-то, или одна за другой проскочили собаки, что-то колыхнулось в зарос­лях, сбило пух с травы и затихло.

Несколько минут Зарубин неотрывно держал под на­блюдением это место, но там всё замерло — не исключе­но, ветерок прогулялся по просеке, создавая иллюзию дви­жения. .. Он уже переключил внимание на самый дальний конец поля, изучая кромку леса, как боковым зрением за­сёк резкое сотрясение семенных плетей кипрея. И не от ве­тра — от живого существа: кто-то ползал у самой земли, трогая частокол рослой травы. Ко всему прочему чуть поз­же послышался странный чмокающий звук, а потом тихий скрип или визг, настороживший ещё больше. Если кабаня­та рыли мышей, то матка бы давно объявилась, если Кух- налёв посадил туда свою охрану, то это глупость несусвет­ная — ставить людей на звериную тропу...

Зарубин приподнялся на нижнюю обвязку лабаза, но рассмотреть что-либо мешала высокая трава. Рас­стояние до ржавой железяки было метров сто, сходить и посмотреть нетрудно, однако прямо по краю поля идти — спугнёшь, если это зверь, в обход по лесу — дол­го, неизвестно, когда привезут короля. А есть приказ всё время находиться под лабазом, сидеть тихо и желатель­но не дышать, пока коронованная особа не сделает вы­стрел по медведю.

И тогда Зарубин рискнул — забрался на лабаз. Отсю­да всё поле просматривалось хорошо, только этот лес­ной прогал перекрывали густые ветви близко стоящей ёлки и виднелся лишь звериный занорыш. Высовывать­ся он не решился, опасаясь, что площадка под наблюде­нием, и не ошибся: через минуту нарисовался Кухналёв. Грузный, он с пыхтением забрался до средины лестницы и сделал внушение.

— Тебе положено находиться под лабазом, — впол­голоса проговорил он. — Спускайся немедленно и зай­ми своё место.

— Я работаю, — со скрытой агрессией сказал Зару­бин. — И попрошу мне не мешать.

— Работаешь? — изумился тот. — Каким образом?

Толстобров был бы доволен его ответом.

— Ставлю энергетическую защиту!

— А-а, — несколько свял полковник. — Все эти ваши заморочки... Поставишь — немедленно спускайся вниз.

— В ста метрах отсюда, — Зарубин указал направле­ние. — Вон там... Происходит некое движение... Что там у вас? Охрана?

— Не твоего ума дело, — грубо отозвался полков­ник. — Занимайся выполнением своей задачи.

Он ушёл тяжёлой поступью снежного человека, а За­рубин спустился на своё законное место и погрозил ему вслед кулаком.

Через полчаса в глазах зарябило, и хоть движения больше не было, однако непонятные звуки всё-таки до­носились, то шаркающие, то будто железо скрипнет или брякнет, а то послышится приглушённый говор. И это был не зверь — люди, скорее всего, охрана или тайные соглядатаи из местных туземцев.

В общем, кто-то сидел в высокой траве и изнывал от ожидания, как сам Зарубин. И это вскоре подтверди­лось. Невзирая на запах от маскировочной сети на поле вдруг нарисовались два пестуна, мягкие и круглые, как ме­ховые шары. Вышли совершенно бесшумно, прогулялись до середины площадки, и тут один принялся копать зем­лю, другой же лениво рвал овёс и по-детски чавкал. Мало того, из травы вдруг возникла их мамаша — крупная, с за­лизанной хищной мордой и блестящей чёрной шерстью. Вариант, прямо сказать, трофейный: можно стрелять, по­скольку сеголетков у медведицы нет, а прошлогодние уже выросли. Несмотря на убогость овса, запасное поле у Недо­еденного оказалось со зверем, причём непуганым: вышли рано! Пестуны держались от матери на расстоянии, види­мо, уже отгоняла, приучала к самостоятельности. Безза­ботно и мирно паслись они минут пять, после чего все трое одновременно встали торчком. И смотрели в одну сторо­ну — на лесной прогал со ржавым железом! То ли шум уловили, то ли что-то почуяли. Трёхметровая медведица показалась во всей красе — шкура тряслась от нагулянно­го жира и переливалась на солнце, как полотнище дорого­го бархата. И стояла прямо, горделиво, как йети!