Дискотека. Книга 2 - [4]

В темном дворе гудел ветер, который принес, наконец, зиму, настоящую керченскую. И она заморозила голые тротуары, и голые деревья, сперва полив их стылым дождем. И теперь все как спрятано в стекло, даже усталая трава, даже тонкие веточки. Ноги в сапожках мерзнут, неудобно ходить, каблуки скользят. А на шею приходится накручивать старый шарф, он не сильно подходит, но на другой нету ниток, чтоб связать. И вообще, засыпала Ленка, видя перед глазами солнце и желтый песок, а еще — сухие стебли золотой травы, зачем зима, нам ее не нужно, мы сидим на палубе маленького катера, ветер горячий, веселый, шевелит черные волосы Панча, треплет Ленкину цветную юбку. Катер везет их на Остров, теперь это будет их место, навсегда. Ленка его забрала у Костромы, у девчонок, у всех, кто приезжает туда просто купаться и отдыхать, не весь, конечно, пусть отдыхают. Но есть тайное место, куда она однажды ушла совсем одна, там зеленая прозрачная вода, песок без краев и звонкий ветер. Там никто не найдет их, там они поставят сначала палатку, и будут в ней жить. По-настоящему. Как…

Она открыла глаза в сон. Улыбнулась внимательному лицу над своим лицом.

— Ле-на, Ма-ла-я, — сказали губы, совсем рядом.

И она, обнимая голые плечи, задохнулась от счастья. Потому что он был уже совсем не мальчишка четырнадцати лет, а вполне взрослый парень, щека кололась щетиной, и тело сильное такое, гибкое, впереплет с ее мягким.

Значит, я тоже взрослая, подумала она, принимая его поцелуй, такой — сладчайший, и я его старше, но совсем ненамного, ну ладно, мне двадцать да, например… а ему тогда…

Это было так здорово, и одновременно где-то внутри покалывало страхом, и что-то там в этом страхе пыталось сосчитать, а когда же это, сколько нужно ждать — до этого вот…

Но она заснула, радуясь тому, что заснула вовремя.

Глава 2

В комнате было совсем тихо и слышно, как за окном по жестяному подоконнику стукает дождь, скатываясь и шлепая о замороженную землю палисадника. Ленка удобнее села на диване, поджимая босые ноги под халат. Растрепывая пальцами, снова потянула нитку из старого свитера. Она нашла его у мамы в шкафу, валялся с рукавом, прогрызенным молью, и мама все хотела его выкинуть, но тут Ленка научилась вязать. Немножко. И сразу свитер забрала себе, распорола, и теперь, окуная пальцы в мисочку, где была намешана вода с уксусом, аккуратно тащила нитку, от времени и стирок вросшую в плотное свалявшееся полотно. Осматривая серые пушистые клубки с узелками, прикидывала, что выйдет, может быть, шапка, или лучше пусть нормальный длинный шарф, такой, как Олесе принесла мать, импортный, с золоченой лейбой у бахромы.

Из дальней комнаты мурлыкал телевизор, и там звякало и брякало — мама наводила порядок в серванте.

А еще, думала Ленка, стряхивая с пальцев капли и связывая нитку, пора проявить пленки, вот нужно вытащить Рыбку и Семки на улицу, чтоб дощелкать свою старую, которая заправлена в фотоаппарат, и все вместе проявить, чтоб не возиться с каждой пленкой отдельно. И сесть напечатать. Когда уезжала от Валика, то думала, сделает сразу. Но из-за этой дурацкой тоски испугалась, что будет еще больше тошно. И решила сначала дождаться от него хоть какой весточки. Чтоб все как-то подтвердилось, чтоб он снова стал реальным пацаном, а не просто ленкиным воспоминанием.

Звяканье стихло. В коридоре послышались мамины быстрые шаги.

— Лена? Леночка! А что мы с тобой сидим? Я подумала, у нас же месяц как кончился кредит! Ну?

У мамы волной лежали по плечам темные волосы, и на щеках горел румянец. Такая красивая влетела в комнату, что Ленка залюбовалась.

— Мам. А потом снова будешь страдать, да? И волноваться.

— Не буду! — заявила Алла Дмитриевна, становясь у окна и подцепляя рукой выгоревшую полосатую штору, — и потом, сколько можно экономить, должны же мы, иногда хоть! Как думаешь?

— Должны, — засмеялась Ленка, отпихивая клубки.

Такая мама ей нравилась. Хотя она знала, как будет дальше, когда каждый месяц придется отсчитывать из зарплаты пару червонцев, а покупки уже не будут новенькими, станут привычными, и мама станет громко причитать и Ленке тоже попадет не раз.

— Одевайся! Пока суббота, пока утро. Оформим в универмаге, купим постельное, новые шторы, так… что еще. Тебе отрез на платье, и мне на блузочку, там поплин завезли, в цветочек и клеточку меленькую такую. Может быть, тебе готовое платьице там померить?

— Нет, — поспешно отказалась Ленка, натягивая колготки, — ох, нет, не надо мне тех готовых.

— Я бы еще набор кастрюлек взяла, — мечтательно кричала из комнаты мама, тоже одеваясь, — но надо там посмотреть, сколько будем платить-то. И да, если нужно, звони своей Оле, может, ей тоже какой отрез на платье.

Ленка застегнула драповую юбку и побежала звонить Рыбке.

В почти пустом просторном универмаге все казалось немного серым от широких окон в серый промозглый день и от каменных скользких полов в мелкую серую крапку. Небыстро ходили из отдела в отдел черные и серые люди, скучно разглядывая привычные, годами не меняющиеся товары на прилавках и стойках. И мама, в распахнутом кримпленовом пальто, с волной темных волос из-под сбитого набок берета, произвела небольшое волнение, появляясь то у стола кредита, то в отделе постельного белья, то среди пирамид эмалированных кастрюль.