Диско-бар - [15]

И он решил смотреть только на вторую барменшу, на «школьницу».

— Бабец твой? — тихо спросили справа.

— Бабец не мой, — ответил инспектор распашонистому.

— А чей?

— Ничей.

«Школьница» потряхивала косичками и двигалась за стойкой легко, как вспугнутый воробей. В свете ярких подстоечных ламп её пальцы казались прозрачными — они бесплотно перемещали бутылки, взбивали коктейли и разливали кофе.

— Как тебя звать? — спросил он соседку, не найдя профильного очертания её орлиного носа, поскольку она глядела на инспектора.

— Я девушка и уличных знакомств избегаю, — застеснялась она.

— Тогда буду звать тебя марлевкой.

— На пляже я рядом с собой кладу мужские брюки, чтобы не приставали.

— Коктейль тебе взять?

— Джульетта.

— Ну, а я соответственно Ромео.

— Юморишь?

— Вернее, Роман.

За недолгие годы работы в уголовном розыске Леденцову пришлось сыграть ролей много и разных, но все эти роли были активными — он действовал. Теперь же сидел приманкой, вроде привязанного охотником поросёнка в лесу. Пока им никто не интересовался, кроме Джульетты в марле.

— А бабец твоя, — решил парень в распашонке.

— Хочешь коктейль?

— Таких, как ты, я уважаю, — расцвёл парень, как и его распашонка.

Шум в баре вскипал моментами, когда обрывалась музыка и толпа приливала к стойке. Тогда горячие руки тянулись за бокалами и чашками через плечи сидящих. Леденцов приметил, что его лёгкая «школьница» не со всех берёт деньги. Или он упускал движение её прозрачных пальчиков, или было раньше заплачено…

— Рома, рок-зонги обожаешь? — загадочно спросила Джульетта.

— Меня с них воротит.

— Почему?

— Они напоминают желудочные зонды.

— В тяжёлом роке сечёшь?

Леденцова вдруг охладила ясная мысль: он неправильно сел, меж людей. К нему не подсесть. Но теперь не переместиться, свободных мест уже нет. Впрочем, он спешит — всего полчаса в баре… Всё-таки инспектор решил переместиться. Оперативная работа требовала движения, как самолёт скорости. Как там… «Он был медлителен, как черепаха, но в нужный момент свирепствовал, как тайфун».

Распашонистого соседа тоже затайфунило:

— Недалеко есть хата с хипповой бабец…

— С кем?

— С хипповым бабцом, говорю. Ты бери свою бабец, то есть свою бабцу, бери пузырь ноль семь…

— А почему та барменша не со всех берёт деньги? — спросил Леденцов как бы непроизвольно.

— Потому что правильный бабец, в долг верит. А эта усатая моржиха задавится.

Леденцову показалось, что обернулся не только он…

По бару шёл развалисто высокий и плотный человек в куртке из чёрной лайки, в тёмных очках, в вельветовых тёмных брюках и белых шевровых сапогах. В тяжёлой руке лебедем висел белый «дипломат». Парень приблизился к стойке. Внезапно полегчавшая барменша-бандерша подскочила к нему. Он лишь вскинул палец. Она сноровисто налила рюмку коньяка, поставила на тарелку и подала, как подают хлеб-соль. Парень пил задумчиво и медленно — барменша стояла, прижав край тарелки к своей неуёмной груди. И тогда Леденцов увидел его лицо…

Ослепительно белое, как высушенная простыня с мороза. Каждая чёрточка казалась выточенной, вычерченной или выбеленной до неестественной контрастности. Таким становится лицо, когда его освещает раскалённый огонь при фотографировании. Было ли оно всегда мертвенно-белым или лампы дневного света ударили в него из-под стойки?

Парень допил коньяк и так же медленно вышел, никого и ничего не замечая.

— Одевается всегда одинаково, — восхищённо сказал распашонистый.

— Кто он? — игриво спросил Леденцов.

— А белый кейс у него с шифром.

— Кто он?

— Весь бабец, то есть все бабцы его.

— Да кто он?

— Я пользуюсь только духами «Диско», — обиделась на невнимание Джульетта.

— Что они… э-э… кто он? — заметался Леденцов меж ними.

— Они пахнут резедой и космосом, — ответили слева.

— Это Сосик, — рыкнули справа, разгорячась коктейлями.

— Кто такой Сосик? — вполголоса спросил инспектор, пытаясь сделать разговор потише.

— Не знаю. Сосик — и всё. Он ребром ладони кирпич перешибает.

— А если даст по голове? — вслух задумался Леденцов.

— Треснет, как яйцо всмятку.

— Смотря какая голова.

— Да хоть какая.

— Не у всех она всмятку.

Инспектор поманил барменшу, чтобы расплатиться. Мысли и догадки неудержимо тянули его отсюда. Как там… «Он запылал, как четыре дьявола».

13

Петельников томился на остановке. Троллейбусов он пропустил без счёту, газету прочёл сплошняком, не упуская ни строчки. И когда вторично принялся за статью об известковании почв, из дома напротив вышла молодая женщина в джинсовом платье, с тёмными раздёрганными волосами и с огромной продуктовой сумкой. Звали её Дарьей Тарасовной Крикливец, а Леденцов именовал атаманшей или бандершей.

Инспектор сложил газету и лениво двинулся следом.

Вчерашним поздним вечером лейтенант доложил о Сосике. Усталый Петельников, занятый мыслями о подростках и о других неотложных делах, слушал рассеянно. Его взгляд сошёл с взволнованных губ Леденцова и опустился на пластмассовый стакан, откуда торчали ручки почти всех мировых образцов — и вставочка была. Но его сознание всё отмело, замкнувшись на блестящем циркуле из нержавейки, бог весть как попавшем в стакан. В этом циркуле каким-то образом сфокусировались и леденцовские слова о баре и Сосике, и его собственные мысли о подростках… В конце концов, Архимед с ванной, Ньютон с яблоком… Петельников схватил этот циркуль, подошёл к карте, воткнул остриё ножки в центр загадочного овала и описал круг, который вместил почти все его лиловые кружочки. Тогда он глянул на остриё — оно стояло рядом с баром. К нему сбегались лиловые кружочки… Выходило, что деньгами интересовались прежде всего ребята, живущие вблизи дискотеки.