Динарская бабочка - [44]

Шрифт
Интервал

Сидя на парапете, я не очень-то следил за происходящим на острове. Я думал о своем, пока громкие крики не заставили меня поднять голову. Под деревьями появился накрытый стол в форме подковы с надписью огромными буквами над ним: ПАРЛАМЕНТ. Все прожекторы были направлены туда, на стол и на пирующих, к которым, с очевидным намерением сбросить парламентскую шваль в Арно, мчались выныривающие из темноты танки.

— Заминка, — сказала женщина, бросив взгляд в ту сторону и снова сосредоточив внимание на улитке, остановившейся на середине парапета.

— Заминка, — сказал ее спутник, выдыхая облако сигарного дыма.

Действительно, стол неожиданно за что-то зацепился, и опрокинувшим его танкам никак не удавалось сбросить его в реку под улюлюканье и смех зрителей. Тем временем социал-демократические кутилы, крошечные, как муравьи, разбегались в разные стороны, преследуемые отважными танкистами, осыпающими их оскорблениями. Неожиданно один из прожекторов погас, и интерес к спектаклю на несколько секунд пропал. Над головами пролетели очередные самолеты, зажегся свет, и сценой завладела хореография в сопровождении труб и литавр.

— Не вижу смысла… — с грустью в голосе начала рыжеволосая женщина, но не договорила, заметив, что маленькая улитка, чей влажный белый след блестел в свете фонаря, остановилась.

— А тема-то не новая, — сказал ее спутник, пыхтя сигарой как паровоз.

Из деликатности я отошел на несколько шагов. Небо, предвещая дождь, затягивали тучи. К доносившемуся с острова шуму присоединялся хриплый хор лягушек. В лучах мощных юпитеров гигантские плуги и сельскохозяйственные агрегаты превращали вчера еще бесплодные земли Империи в плодородные, и, подчиняясь свисткам режиссеров, на пустом месте возникали колосистые хлеба и хлопковые плантации, фонтаны нефти, тут же поступающие в широкие трубы нефтепроводов, густые фруктовые сады, населенные нимфами и псевдорусскими танцовщиками. Выли сирены, и на горизонте вспыхивали бенгальские огни. Зрители притихли, напуганные первыми каплями дождя. Огни рампы замигали. Я вернулся на прежнее место.

— Что там происходит? — имея в виду остров, спросила женщина более спокойным голосом. Она уже снова следила за улиткой, решившей продолжить свой липкий путь по парапету.

— По-моему, горит Лига наций, — ответил он, заглядывая в программу и выдыхая новую порцию дыма. Потом посмотрел, довольный, на белый пепел своей сигары, который успел выгнуться, но еще не падал.

— Не стряхивай его, — сказала она. — У меня идея.

Ветер усиливался, по острову метались огни и смутные тени. На набережных гудели клаксоны, приглашая пассажиров, начиналось паническое бегство зрителей. Мимо нас торопливым шагом прошли в сопровождении сержанта карабинеров два человека — явно с плавучего моста.

— Никакой дисциплины, — говорил один из них. — Настоящий провал. Жди неприятностей. Галеаццо[145] был вне себя.

— Какая идея? — спросил молодой человек с сигарой и протянул руку к шляпе, которую перед этим положил на парапет.

— Я загадала желание. Не шевелись.

Низко, на бреющем полете, с адским ревом пролетел самолет. Стотысячный зрительский муравейник расползался. Самое время было забыть о рыжеволосой женщине и ее спутнике, но тут я услышал, как она вскрикнула, и увидел, что она повисла у него на шее и разрыдалась. Пепел упал с кончика сигары. Улитки на парапете больше не было.

— Она переползла, — говорила женщина, прижимаясь к нему. — Она переползла. — Ей хватило полсекунды, понимаешь? Она уже повернула вниз…

— Полсекунды? Переползла? О ком ты? — уставился на нее спутник. И повернулся ко мне, словно призывая меня на помощь.

Женщина всхлипывала; создавалось впечатление, что она не в состоянии выговорить ни слова.

— Прошу прощение, — вмешался я. — Улитка успела повернуть вниз по парапету до того, как пепел вашей сигары упал, только и всего.

— Да? Повернула до того, как… Что вы хотите этим сказать?

— А вот тут, извините, начинается тайна, и тайна эта не моя. Допускаю, что дама связала с улиткой и с пеплом вашей сигары что-то очень личное, загадала желание… которое может иметь отношение к вам, синьор. Это так? Я не ошибся?

Женщина кивнула, смущенно улыбнувшись сквозь слезы, и еще крепче прижалась к своему спутнику.

— Но, простите, как вы узнали? Вы гадаете на картах? Вы ясновидец?

— Гораздо хуже, если угодно. Я журналист.

Удаляясь вдоль парапета над рекой, они нет-нет да и оглядывались на меня. Я медленно направился следом, сочтя за благо не дожидаться, когда мимо прошествуют очередные партийные бонзы. Гудели автомобильные моторы, первые машины уже поднимались по Виале дей Колли, видному издалека с его движущейся россыпью светящихся точек.

РЕЖИССЕР

В дымке утреннего тумана, — еще немного и растворится в нем, — человек, похожий на Америго, остановился посреди тротуара и смотрел на меня.

Я неуверенно кивнул ему.

— Узнаешь? Да, это я, Америго, — сказал он. («Черт возьми! — подумал я. — По моим сведениям, он умер. Кто-то, уже и не вспомню кто, говорил, а я не удосужился проверить… Какие только глупости ни услышишь… Хорошо еще, что он не знает…»).

— Как живешь? — продолжал Америго. — Я тут искал кое-кого, в том числе тебя. Я здесь проездом, на несколько дней. Не следовало бы говорить тебе, что я выполняю секретную миссию, но я не забыл услугу, которую ты мне оказал тогда в июне, в Валларсе, отправив меня в отпуск накануне наступления. Знаю, ты не собирался спасать именно мою шкуру, ты ведь меня не жаловал, но пересилил себя из желания быть справедливым на все сто процентов. Так что я тебе обязан жизнью, обязан счастливым знакомством с Y. во время короткого отпуска и много чем еще. Не надо меня благодарить, лучше послушай, что я тебе скажу, и, главное, никому ни слова об этом разговоре, иначе я палец о палец не ударю, чтобы помешать тебе катиться по наклонной плоскости, и скоро все о тебе забудут. Мы снимаем фильм, который не устареет и через пятьдесят веков: его герои не просто увидят себя на экране, они будут по очереди жить в нашем фильме, занимая каждый отведенное ему место. Как живой человек ты принадлежал предыдущей картине. Не думай, я не хочу сказать, что это был плохой фильм, но он слегка устарел, вышел из моды… Слишком много первых планов, наездов, знаменитостей. Теперь рассказ будет значительно более стройным, темп намного быстрее. А музыка! Сам услышишь! Громкая, как канонада, и тонкая, как свист дрозда. Наверху идут в ногу со временем, знают, что сейчас нужно. В общем, у нас есть выбор, которого нет у вас.


Еще от автора Эудженио Монтале
Четыре рассказа

Юбилейный выпуск журнала «Иностранная литература» (№ 1 2010) представляет сборник «Четыре рассказа» Эудженио Монтале — итальянского поэта, прозаика, литературного критика, лауреата Нобелевской премии (1975).Текст публикуется по изданию «Прозы и рассказы» [ «Prose e racconti». Milano: Mondadori, 1995].


Рекомендуем почитать
Кабесилья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Бакалавр-циркач

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Продолговатый ящик

Молодой человек взял каюту на превосходном пакетботе «Индепенденс», намереваясь добраться до Нью-Йорка. Он узнает, что его спутником на судне будет мистер Корнелий Уайет, молодой художник, к которому он питает чувство живейшей дружбы.В качестве багажа у Уайета есть большой продолговатый ящик, с которым связана какая-то тайна...


Мистер Бантинг в дни мира и в дни войны

«В романах "Мистер Бантинг" (1940) и "Мистер Бантинг в дни войны" (1941), объединенных под общим названием "Мистер Бантинг в дни мира и войны", английский патриотизм воплощен в образе недалекого обывателя, чем затушевывается вопрос о целях и задачах Великобритании во 2-й мировой войне.»В книге представлено жизнеописание средней английской семьи в период незадолго до Второй мировой войны и в начале войны.


Странный лунный свет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скверная компания

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три креста

Федериго Тоцци (1883–1920) — итальянский писатель, романист, новеллист, драматург, поэт. В истории европейской литературы XX века предстает как самый выдающийся итальянский романист за последние двести лет, наряду с Джованни Верга и Луиджи Пиранделло, и как законодатель итальянской прозы XX века.В 1918 г. Тоцци в чрезвычайно короткий срок написал романы «Поместье» и «Три креста» — о том, как денежные отношения разрушают человеческую природу. Оба романа опубликованы посмертно (в 1920 г.). Практически во всех произведениях Тоцци речь идет о хорошо знакомых ему людях — тосканских крестьянах и мелких собственниках, о трудных, порой невыносимых отношениях между людьми.


Ивы растут у воды

Автобиографический роман современного итальянского писателя Р. Луперини повествует о жизни интеллектуала, личная драма которого накладывается на острые исторические и социальные катаклизмы. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Закрыв глаза

Федериго Тоцци (1883–1920) — признанная гордость итальянской литературы, классик первой величины и объект скрупулезного изучения. Он с полным основанием считается одним из лучших итальянских романистов начала XX в. Психологичность и экспрессионистичность его прозы при намеренной бесстрастности повествования сделали Тоцци неподражаемым мастером стиля. Ранняя смерть писателя не позволила ему узнать прижизненную славу, тем ярче она разгорелась после его смерти. Роман «Закрыв глаза» (1919) — единственный роман, изданный при жизни писателя — отличается автобиографичностью.


Вслепую

Клаудио Магрис (род. 1939 г.) — знаменитый итальянский писатель, эссеист, общественный деятель, профессор Триестинского университета. Обладатель наиболее престижных европейских литературных наград, кандидат на Нобелевскую премию по литературе. Роман «Вслепую» по праву признан знаковым явлением европейской литературы начала XXI века. Это повествование о расколотой душе и изломанной судьбе человека, прошедшего сквозь ад нашего времени и испытанного на прочность жестоким столетием войн, насилия и крови, веком высоких идеалов и иллюзий, потерпевших крах.