Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море - [96]

Шрифт
Интервал

, но шутка не прошла, никто не засмеялся…

и никто их не осведомил…

Так прошел второй час. Часы в холле безжалостно собрали в десять навязчивых ударов все прошедшие минуты, давая ход всё новым и новым, которые будут накапливаться и дальше, всё такие же ровные-ровные…

… и тогда под звон часов по гирлянде пробежал свистящий разряд тока, какой появляется на проводах между столбами электропередачи, когда очень влажными ночами в них проскакивают искры. Нарастающий звук, сдерживаемый в груди, в голосовых связках, в стиснутых зубах, со свистом предупредил о том, что в любой миг может вспыхнуть волнение, даже без видимого повода, просто потому, что скопилось слишком много пустых мгновений, к тому же сопровождаемых абсолютно ненужным голоданием, которое совершенно добровольно было принято всеми и никто не догадался его прекратить… если бы они поели, чтобы успокоить свои души запахами закусок и приправ, перешедшими во вкус, возможно, ничего бы не случилось, но напряжение дало разряд в самом неожиданном месте цепи, и в вибрирующей тишине всё началось из-за господина с вечно опущенными глазами, самого кроткого, от кого никто ничего не ожидал.

Он вдруг встал, схватил свою тарелку с едой, поднял ее над головой и без малейшего колебания швырнул на пол. Осколки брызнули по натертому паркету, разлетелись грибки, кружочки сельдерея, соте из устриц, раки оставили свои гнезда, паштет плюхнулся на пол, как собачье дерьмо, одна маслина, отскочив от пола, попала в тарелку господина с соседнего стола, другая покатилась по полу, уткнувшись в ногу мисс Веры, устрица угодила прямо в декольте какой-то дамы и та закричала от ужаса, клешня рака воткнулась в пол… так безвозвратно была нарушена тишина, и кажущееся спокойствие начало кровоточить. Кто-то от соседнего стола бросился к мужчине, имя которого Анастасия так и не сумела прочитать, попытавшись схватить его, ведь мало ли до чего может дойти человек, когда его вдруг переклинит, но тот оказался неожиданно сильным и остановил его… нет, не совсем силой, к нападавшему он и не прикоснулся, мужчина просто поднял руку, и тот отступил,

— что вы делаете?

— меня зовут Мэтью, — ответил он неожиданно высоким голосом, так что его услышала и Анастасия с другого конца зала, прибавив новое имя в свой список имен, который тайно вела,

— ладно, Мэтью, но что вы делаете?

спросил вмешавшийся в ситуацию небрежно спокойным тоном, но ответа не получил. Мэтью сел на свой залитый соусом стул, но сигнал был подан, и многие стали подниматься, чтобы уйти, слова вдруг взорвались, вцепившись друг в друга и, как нарастающая лавина, перешли в мощное бормотание, в какой-то спор, в котором каждый слышал только себя, но зато мог свободно высказать всё, что теснило грудь, засело в горле, между зубами, звук взорвался в ушах Анастасии, разлетевшись на мелкие кусочки, и она инстинктивно положила больную руку на руку Ханны. Ее сознание попало в катастрофу, в тиски нелепой, навязчивой мысли — Боже, сейчас они будут дистиллировать светлячков, словно распавшись на отдельные фразы…


знаете, если договор не будет соблюдаться

серьезное основание для пребывания

несправедливость и неприкрытая ложь

любой смысл

но все-таки нельзя так

морской воздух

даже и грязь

воздержитесь, прошу вас

дамы и господа, двери всегда открыты

кроме как. Тогда почему?

без тока я бы отдала под суд за права

какие права?

выброшены на берег вместе с устрицами

а еда совсем неплохая

поосторожней

Бог призывает прошлое назад

ради бога, какой бог, забудьте метафоры

что…

чихать я хотел

на реальность

губы за зубами, или зубы за губами всё так невозвратимо и такой холод

если не замолчите, то что?

здесь кто-то будет бить…

господин Бони, перестаньте фотографировать эту дверь

вы всё здесь превратите в винегрет

это метафора, лучше…

нет, я покончу с собой

что с вами?

так грязно, что и конца не видно

конца не будет

я имею в виду дождь

всё кончено, закопали

только заложники

а вино, а мир?

к чертям мир, абсолютная неуверенность

нервы?

господин, у меня больное сердце, уберите свои руки

для таких есть клиники

ну ладно, сядьте и ешьте свои устрицы

а на улице темень

перестаньте топать ногой

да ладно, жизнь и бассейн подходят для секса

я предлагаю вам партию в бридж и ухожу к себе

демагогию я не понимаю

официант, а что — прибрать здесь некому?

потому что я никогда не узнаю почему

не помогает, ради бога

глупости

я спою песенку сестре Евдокии

боже мой, почему он меня оставил, мадам?

что-то у вас не так, нужно сосредоточиться

замолчите замолчите замолчите…


И так продолжалось, пока какой-то бессловесный звук не вмешался, прекратив эту словесную мешанину, это Михаэль начал стучать, как сумасшедший, своей тростью об пол и этими ударами дал направление суматохе и злости, прервав их ритмом,

— замолчите замолчите замолчите

… и в зал, полный искромсанных слов, снова стали пробираться частички разбитой тишины, рожденной стрессом, а может быть — страхом?

— ну ладно, нас бросили… и что из этого? подумайте.

И правда, что из того, в самом деле?

Просто всё лопнуло, как воздушный шар.

На столах, тем не менее, всё так же полно еды, которая, правда, немножко заветрилась и остыла, но по-прежнему соблазнительно пахнет, в бокалах искрится вино…


Рекомендуем почитать
Фридрих и змеиное счастье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дохлые рыбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дамский наган

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прелести лета

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стены вокруг нас

Тюрьма на севере штата Нью-Йорк – место, оказаться в котором не пожелаешь даже злейшему врагу. Жесткая дисциплина, разлука с близкими, постоянные унижения – лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться юным заключенным. Ори Сперлинг, четырнадцатилетняя балерина, осужденная за преступление, которое не совершала, знает об этом не понаслышке. Но кому есть дело до ее жизни? Судьба обитателей «Авроры-Хиллз» незавидна. Но однажды все меняется: мистическим образом каждый август в тюрьме повторяется одна и та же картина – в камерах открываются замки, девочки получают свободу, а дальше… А дальше случается то, что еще долго будет мучить души людей, ставших свидетелями тех событий.


Наша Рыбка

Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.


Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.


Детские истории взрослого человека

Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.


Разруха

«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».