Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море - [67]

Шрифт
Интервал

она вообще не контролирует свою речь, которая рвется наружу… придется убегать, отойти, добраться до стула у рояля, как и предлагал бармен, и пусть клавиши увлекут ее своей ностальгией, это не опасно, потому что без рук она не может себе это позволить, аккорды и арпеджио останутся у нее внутри, она бы не смогла наполнить желание мелодией, у песни песни нет…

пусть поцелует он меня поцелуем губ,

пусть он целует… губы пробуют на вкус, язык втягивается внутрь, и вино течет в пищевод, потом, испаряясь, поднимается вверх, в голову, превращаясь в секрет,

Анастасия оторвала себя от бара и сделала два шага к роялю, но нужны еще три, чтобы дойти до стула, он такой кожаный, мягкий, вращающийся, с регулируемой высотой — можно вверх, а можно и вниз… и вдруг в зале потемнело. Кто-то выключил люстру, и свет вернулся в себя, стал мягче, остались гореть только светильники на стенах, воздух внезапно замер, голоса споткнулись на полуслове, смолкли. Все взгляды, как по команде, обратились к входной двери, черный господин с бабочкой поднял веки и задержал глаза там, наверху, не опуская их, как обычно, в свою тарелку, Анастасия остановилась в самом конце барной стоки, куда успела дойти, в голове вдруг стало совсем ясно, паутина распалась…


О, воскликнула Анастасия,

но, похоже, воскликнули все — всеобщая реакция разочарования, воплощенная в разных гласных звуках, так что мое «О» просто растворилось в них, когда вместо доктора появился старик-администратор, в темно-вишневом костюме и жабо на шее, а за ним еще трое мужчин с большими пузатыми сумками; одного я узнала, это он вешал мне на стену зеленую картину перед кроватью, значит, они из обслуживающего персонала, только на этот раз — не в рабочих комбинезонах, а в брюках и белых рубашках, они шли за стариком, и толпа инстинктивно распалась на две шеренги, освобождая проход группе, устремившейся к бару, точно ко мне,

разумеется, не к ней,

их целью, очевидно, был рояль, да, скорее всего, я довольно быстро ориентируюсь несмотря на наступивший полумрак и вернувшиеся светотени, так вот — старик идет впереди, кивает, улыбаясь, его искусственные зубы подчеркивают форму черепа, ужасно похожего на череп рядом с рукой святой Терезы, но с остатками плоти и кожи, глазки маленькие, в огромных орбитах темных кругов, и в ответ на его улыбку улыбаются все вокруг, страшно натужно, ведь ждали-то все другого, я — тоже, нас обманули, однако старик неутомим в поклонах и любезностях, подойдя к роялю, он остановился, остановились и мужчины, опустив свои сумки на пол, и тогда им навстречу из группы напротив вышла сестра Лара, а за нею по пятам мисс Вера в кошмарном гипюровом платье, бюст колышется, в ложбинке груди — белый цветок… и по образовавшемуся коридору обе устремились прямо ко мне,

разумеется, не к ней,

я случайно оказалась в том месте, где они остановились, между стойкой бара и роялем, мисс Вера, увидав меня, подмигнула по-свойски, подняла руку в приветствии и интимным жестом прикоснулась к моему плечу сейчас увидишь, милая, ты только слушай, а сестра Лара достала микрофон, спрятанный под приоткрытой крышкой рояля, а другой рукой оправила на своих внушительных бедрах юбку и с призывной улыбкой, обращенной к залу, начала: милые дамы и господа, милые дамы… ее голос, многократно усиленный микрофоном, взорвал воздух, гулко загремел над головами людей неестественными звуками, вызвав гримасы боли, и сестра Лара, вздрогнув, попросила какого-то неясно где стоящего человека приглушить звук, потом постучала пальцем по микрофону, дунула в него и снова что-то сказала… но тот, кто должен был исправить звук, снова ошибся, и сказанное ею утонуло в треске и шумах, накладывающихся друг на друга, так что только я и стоящие рядом со мной могли понять, что сейчас нужно быть особенно внимательными и полностью обратиться в слух:

— внимание!

повторила сестра Лара после довольно долгой паузы, давая время на стабилизацию звуковой волны, а потом отважно отдалась звукам своего голоса, который свободно обошел весь зал — по крайней мере в ее ушах, но не в моих — ее слова долетали до меня в каком-то двойном звучании, накладываясь на эхо, идущее с противоположного конца зала и отраженное стеной, микрофония, я потянулась заткнуть себе уши, но зажать их одной рукой не получится, так что придется сделать над собой усилие, чтобы соединить эти звуки, вместить их в так и не определившееся двухголосие,

— внимание… дамы и господа, дамы… треск… это важно… треск… прийти лично, но он лично почти… треск… наличным звуком и образом… треск… мы покажем на экране… треск… лицом к лицу… голос… треск пока рабочие установят оборудование, нечто приятное, дамы…

треск,

раздался оглушительный свист, поднялся шум, сестра Лара, остановившись, смущенно оглядела зал и убрала микрофон обратно под крышку рояля,

— явно не получается, вечно у нас проблемы с техникой, внимание…

сказала она, но, вероятно, и этих слов никто не услышал, у нее довольно гнусавый и ужасно тихий голос, есть люди с такими голосовыми связками, у них слова как бы возвращаются обратно в горло, даже в шаге от нее я с трудом поняла… кто-то все же будет играть на рояле — кто? будут исполнены отрывки из разных произведений,


Рекомендуем почитать
Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.


Наша легенда

А что, если начать с принятия всех возможностей, которые предлагаются? Ведь то место, где ты сейчас, оказалось единственным из всех для получения опыта, чтобы успеть его испытать, как некий знак. А что, если этим знаком окажется эта книга, мой дорогой друг? Возможно, ей суждено стать открытием, позволяющим вспомнить себя таким, каким хотел стать на самом деле. Но помни, мой читатель, она не руководит твоими поступками и убеждённостью, книга просто предлагает свой дар — свободу познания и выбора…


Твоя улыбка

О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…


Отголоски прошлого

Прошлое всегда преследует нас, хотим мы этого или нет, бывает, когда-то давно мы совершили такое, что не хочется вспоминать, но все с легкостью оживает в нашей памяти, стоит только вернуться туда, где все произошло, и тогда другое — выхода нет, как встретиться лицом к лицу с неизбежным.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Мыс Плака

За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?


Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.


Детские истории взрослого человека

Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.


Разруха

«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».