Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море - [5]

Шрифт
Интервал

Женщина…

Бис.

КОНЦЕРТ ДЛЯ СЛОВА № 3

Изумление, изумление, изумление, я повторяю это как заведенная… наверное, есть какая-то причина, совсем по Фрейду, чтобы какое-то слово не давало тебе покоя и ты бы не могла понять, как от него избавиться, просто какой-то вирус в подсознании, повторяешь, повторяешь… я, кажется, произнесла это слово еще в кафе перед концертом, но концерт изумительный, изумительный — говорю это заранее, ведь он еще не начался, он еще не вышел, только оркестранты поскрипывают смычками, легко прикасаясь к своим инструментам, и ждут дирижера, но изумительно уже то, что я буду слушать его живьем… — ты так его расхваливаешь, дорогая — да нет, я не расхваливаю, просто мне нравится его игра, хотя я не слишком понимаю, что к чему, в отличие от тебя — а я уже не понимаю и он мне вообще не нравится… что-то мне все опротивело, а если уж и музыка мне опротивеет — значит, опротивеет и жизнь — именно так… и мы заказали себе по куску Гараша — я люблю Гараш, но ты только представь, что мы могли бы заказать и Захер — в Болгарии Захера нет, настоящего Захера, как в книгах Томаса Бернхарда — но сейчас все же и в Болгарии мы будем слушать великого скрипача, и это просто изумительно, как хорошо, что ты достал приглашения и я все же успела переодеться, хоть и в последний момент…

Но я употребила слово «изумительно» по другому поводу и не могу избавиться от него, даже сейчас, когда дирижер уже стоит за пультом, а изумительно то, что всегда в начале концерта свет в зале гаснет и люди словно исчезают друг для друга, музыканты, каждый в одиночку, реагируют на поднятую палочку дирижера — готовятся к игре, но он ее еще не поднял, потому что его еще нет, нет еще… но в любое мгновение он может появиться… и мне так хочется услышать нечто изумительное, сойти с ума от вкуса торта, который, к сожалению, не Захер, а он столько мне рассказывал про этот Захер, когда вернулся — но знаешь… и почему мы не едем в Вену — это, конечно, не исключено, хотя вряд ли — и будет изумительно увидеть собор Святого Стефана, как и его выход на сцену в кремовом костюме и кремовых туфлях — это дань рекламе, растрепанный скрипач-пижон — это круто… нет, нет, это не мода — просто так нравится молодым — мы ведь тоже молодые — но его туфли меня не интересуют, как и костюм — я ничего против них не имею — а не заказать ли нам что-нибудь выпить, на улице ужасно холодно, идет снег, а у нас еще целых полчаса до начала концерта…


А вот и он…

его волосы тоже торчком, а на шее изумительное пятно, мозоль от прикосновения скрипки, нет, оно очень большое, изумительно большое — у других скрипачей такого пятна нет… а он удивился и посмотрел на меня — какое пятно — большое пятно, красное, ну вот, он поднял скрипку и прижал ее точно к этому месту на шее… и ля-а-а… какой-то дед сердито смотрит в мою сторону, услышал, что мы шепчемся, тишина… оркестр настраивается под него, полная тишина, и в этот момент какие-то запоздавшие кретины, ну нельзя же так… теперь нам придется вставать, чтобы пропустить их на свободные места слева, а первая нота уже прозвучала, изумительно… женщина рядом со мной, ее свитер из верблюжьей шерсти пахнет как-то странно, очень странно — костром, нет, дровами, а кто сейчас пользуется дровами, точно, это запах вазы, которая разбилась, а вода из нее пролилась на плиту и зашипела… но это было давно, еще в деревне, а здесь дров нет, и я не знаю, изумительно ли звучит эта нота, я ее почти не услышала, те двое отвлекли меня, но я подготовилась к изумлению — вкусом Гараша и сухого мартини во рту, он действительно заказал его, и, пока мы ждали свой заказ, я рассказывала ему о чем-то и произнесла это слово — «изумительно»… но это вовсе не изумительно, изумительны его руки, я так благодарна за то, что мы сидим в пятом ряду, что все чудесно слышно и можно видеть его руки, лицо, глаза и особенно — пятно, даже сердце щемит от вида этого красного пятна, просто с ума сойти, такое чувство, что не он играет на скрипке, а она, так он естественен, так отзывается на ее звуки, да, его руки прекрасны, говорят, что и скрипка эта необыкновенная, недавно я видела один фильм, какой-то триллер про скрипку, лак для покрытия которой смешали с кровью, там у какого-то мастера по лютням умерла жена, и он сделал скрипку из ее плоти и крови, с тех пор, когда я вижу скрипку… да еще с красным лаком… да, она играет, играет сама, а его будто и нет, исчез, и это, конечно, ее абсолютное достоинство, ведь мужчины с таким трудом исчезают, они не умеют этого делать, я просто беру его за руку, потому что любое чувство нужно разделить с кем-нибудь, а он утверждает, что уже не понимает музыку, что все ему опротивело после того конкурса, когда у него лопнула струна, а чтобы понимать, нужен особый настрой, чувство, любовь какая-то особая, не знаю, я не верю ему, возможно, он притворяется, переигрывает, сейчас вот он же явно увлечен, он любит этот концерт, его обожаемый Мендельсон, наверняка он влюблен и в эту скрипку, он играл на такой, пусть и недолго, почти такой же, но, естественно, другой, он совсем притих, а женщина рядом, от которой пахнет костром, как-то подозрительно вздрагивает под своим свитером, и еще сильнее пахнет дымом, словно и ее изумляют эти руки, изумительные, как кровавая скрипка, но это не она, наверное, такой вообще не существует и тот триллер — выдумка, как и все, что про любовь, все, кроме музыки, ведь она сама — любовь, хотя он вряд ли согласится с этим, у него свои представления, и может быть, он прав, потому что я ничего не понимаю в музыке, только слушаю ее, я только рядом с ним, но уже начала разбираться в том, что такое флажолет или пиццикато, правда, никогда не уверена до конца в этом, а та скрипка, из триллера, была несчастливая, она приносила несчастье, потому что была пропитана кровью любви… любви? Да, любви… вот, наконец-то я вспомнила это слово, и пока мы ждали свой заказ с сухим мартини, которое, как он сказал, очень «подходит» к торту Гараш, я рассказала ему об анкете — исследовании, которое мы проводили и по результатам которого любовь сегодня занимает


Рекомендуем почитать
Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.


На что способна умница

Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.


Жарынь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.


Детские истории взрослого человека

Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».


Разруха

«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.