Дилогия: Концерт для слова (музыкально-эротические опыты); У входа в море - [43]
Без подписи.
Так вот почему она так хотела подняться со мной в номер, она знала, но поскольку это должно было стать сюрпризом, то смирилась, а я неправа, они здесь действительно заботятся о нас… и сейчас у меня есть картина, настоящая, немного банальная, каллы в зеленой гамме, и записка, голая, я стояла перед ней: нет, в самом деле, она мне что-то напоминает… я ничего не рассказала Анне, это было бы слишком длинно и долго, а долго я могу говорить только мысленно, когда она приедет, если приедет, а она не приедет, она увидит ее, и тогда я расскажу, каким образом это полотно оказалось здесь. К тому времени, может быть, я всё вспомню, а пока — не могу… Правда, на другой день я попросила какого-то рабочего перевесить ее ко мне в спальню, он приваривал что-то в ограде сварочным аппаратом, я подошла к нему и спросила, не сможет ли он пойти со мной, перевесить одну картину, потому что у меня нет ни гвоздей, ни молотка, а здесь, скорее всего, понадобится и дрель, он тут же согласился, пришел, сделал отверстие в стене напротив моей кровати, забил пробку, а потом повесил картину, так что теперь, проснувшись утром, я буду видеть прежде всего ее, это было бы естественным продолжением моего зеленого сна, а возможно, когда-нибудь картина полностью его поглотит, замкнет на себе и наконец-то освободит меня, но пока это всего лишь мое предположение. Рабочему я сказала лишь, что считаю это место подходящим, ведь правда чудесно, когда, открывая глаза, человек видит нечто, и он полностью согласился со мной, да, это было бы полезно, чтобы у человека после пробуждения перед его глазами возникал пейзаж…
почему пейзаж? вы так думаете?
спросила я, потому что вовсе не была в этом уверена, а он ответил: ну разумеется, стол на морском берегу, на столе ваза с каллами, правда, пейзаж уединенный… но ведь человек иногда нуждается в уединении… он так видит, подумала я, но что понимает в этом какой-то там рабочий из обслуги? Он был в комбинезоне, довольно грязном, но руки чистые, и я не переживала, когда он взял картину руками и стал спрашивать — левее? правее? картину повесили как надо… Перед уходом он предложил мне вернуть на место зеркало, потому что без него на стене осталось светлое пятно, а это некрасиво, но я сказала «нет», зеркал тут предостаточно, и он ушел, молодой, загорелый, красивый, по крайней мере, казался таким, и хотя комбинезон — широкая одежда и скрывает формы тела, я испытала ностальгию, откуда-то подкралась тоска… может быть, это всё картина и чувство одиночества… и усталость… и грязь… я легла в постель, хотя было еще совсем рано, около полудня… я созерцала каллы и зеленый кончик кисти, пока не уснула и — никаких мыслей, совсем никаких, и никаких воспоминаний.
… а сегодня, на четвертый день, я могу рассказать Анне и кое-что еще, совсем незначительное, но хотя бы мне уже не придется повторять: я видела только грязь… Ровно в четыре я впервые спустилась в бассейн, он глубоко внизу, под зданием, в подвале, довольно мрачный, несмотря на неоновое освещение, а может быть, именно из-за того, что оно искусственное… я хотела только посмотреть и вовсе не собиралась лезть в воду — опять-таки из-за моей повязки, но получилось не так, как я думала: мне предложили, и весьма настойчиво, искупаться — это обязательно и к тому же полезно, так сказал мне какой-то мужчина, он сидел на стуле и следил за купающимися, уж не знаю, кто это был — спасатель или же медбрат, скорее, все-таки он медбрат, потому что бассейн мелкий, утонуть здесь никак не получится, разве что нарочно, и спасатель совсем не нужен, но вода теплая, от нее идет пар, и в такой воде вполне можно получить сердечный удар, всё возможно… наверное, поэтому он здесь и сидит, подумала я, и, значит, все-таки спасатель… а я и не знала, что здесь, при бассейне, есть горячий источник, причем с легким запахом серы, никто мне не говорил, и в их брошюрах ничего об этом нет. Какое-то время я просто смотрела, но потом медбрат встал со своего стула, подошел ко мне и посоветовал, не откладывая на потом, присоединиться к купающимся и вместо того, чтобы наблюдать за паром, подышать им, это полезно… я кивнула на свою повязку, но он не принял моего отказа и сказал, что это почти как в ванне, даже проще душа, ведь я смогу опираться больной рукой на бортик бассейна, никто не требует от меня, чтобы я плавала, для плавания существует море, сказал он, и я сходила к себе в номер за купальником, а потом действительно зашла в воду. Было тепло, мое сердце ускорило свой ритм, сначала запах серы раздражал меня, но потом я привыкла, и влажный воздух проник мне прямо в грудь… в бассейне было человек восемь… молчаливо расслабленные, они лежали в воде, рассеянно глядя в потолок или на стены, от испарения сверху, с потолка, время от времени падали вниз мелкие капли — кап — несколько капель упали мне на лицо — кап-кап-кап — тихо, как дождь, и влагой наполнились черные облака… мне понравилось… мысленно я поблагодарила медбрата за настойчивость, я буду сюда приходить… из-за повязки… ведь плавать в море я все еще не могу, а хотелось бы, это моя мечта, но подожду день-два, а потом, я надеюсь, мне ее снимут… так мне обещала сестра Евдокия, когда я попросила сменить бинт, он такой грязный, но она отказалась, сославшись на доктора, без его разрешения нельзя, да и зачем я так настаиваю, если в ближайшие дни меня, вероятно, освободят от нее совсем — правда? вы обещаете? — нет, она не может ничего обещать, а почему бы вам самой не спросить об этом доктора? посоветовала она, но я не видела его ни разу с нашей первой встречи, и это удивительно, сказала я, надо бы…
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.
Две повести Виктора Паскова, составившие эту книгу, — своеобразный диалог автора с самим собой. А два ее героя — два мальчика, умные не по годам, — две «модели», сегодня еще более явные, чем тридцать лет назад. Ребенок таков, каков мир и люди в нем. Фарисейство и ложь, в которых проходит жизнь Александра («Незрелые убийства»), — и открытость и честность, дарованные Виктору («Баллада о Георге Хениге»). Год спустя после опубликования первой повести (1986), в которой были увидены лишь цинизм и скандальность, а на самом деле — горечь и трезвость, — Пасков сам себе (и своим читателям!) ответил «Балладой…», с этим ее почти наивным романтизмом, также не исключившим ни трезвости, ни реалистичности, но осененным честью и благородством.
«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.
Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».