Диктатура пролетариата - [63]

Ещё более ясно мне намекнул об этом известный университетский профессор из Москвы, один из немногих оставшихся замечательных представителей прежнего периода расцвета. На мой вопрос он ответил ярко и остроумно: «Конечно, реакция имеет место, как Вы понимаете! Это бесконечное вдалбливание кстати и некстати при помощи тяжёлых, скучных и требующих излишней траты времени курсов и экзаменов, вечных «марксистских» трафаретов, этой псевдонаучной чепухи – ясно, что молодёжи это должно быть противно до тошноты. Они прокладывают себе дорогу сквозь окружающую бездуховность и насмешливо улыбаются каждый раз, когда речь заходит о “большевистской теологии”».

С последним явлением я и сам множество раз сталкивался, примеры чему я неоднократно приводил ранее. Но сейчас по-прежнему далеко до чёткого ощущения чего-то нового и позитивного, объединяющего – того, что могло бы перевернуть печальные страницы теперешней духовной жизни. По-прежнему имеют место главным образом абстрактные размышления: например, что «такая большая страна и народ не могут исчезнуть», или «будущее должно принести и принесёт нечто лучшее» – но где ощутимая конкретная основа для этого лучшего будущего и кто поднимет знамя и укажет путь? Здесь, где моральная основа теряется, где отсутствие прав разрушает людей, понятия, представление всего общества о том, что такое хорошо, где воспитание делает из молодёжи людей, готовых продать свои убеждения, – людей, которые учатся жить во лжи и держаться за счёт протекций, продавать все высочайшие жизненные ценности… Стоит ли удивляться мнению пессимистов, что на молодёжи, растущей в такой обстановке и «воспитываемой» теперь в высших учебных заведениях России, можно с таким же успехом сразу поставить крест?

Но оптимисты, к которым я себя причисляю, крест ставить не спешат. Я разделяю убеждение Вересаева в том, что чем жёстче насилие со стороны коммунизма, тем твёрже здоровая реакция. И хотя её проявления слабы и пассивны, насмешка и «тошнота» от коммунистического мировоззрения, его методов и мер, вызывает ощущения, в которых нельзя ошибиться.

И, кроме того, сильная жажда духовной пищи, знаний, что можно увидеть и почувствовать у российской молодёжи, тяга, приносящая в жертву всё остальное и доблестно пробивающаяся вперёд, несмотря на самые убогие условия, часто сочетающаяся с просто непостижимой способностью сохранять жизнерадостность, – это тяга к свету, к «идеалу», над которой даже самонадеянный материализм большевиков, выражающийся в диалектике и моральном учении, в мировоззрении и сегодняшнем жестоком и бесправном режиме, будет не в состоянии одержать победу. Не хлебом единым жив человек. Он совершенно не может жить без более высоких норм, идеалов поведения и устремлений; а ненависть к ближнему, которую российский большевизм перевёл из пропагандистских фраз в жестокие действия, образ жизни с восточным колоритом, в которую большевизм превратил западную философию, – это всё отнюдь не идеал для людей, мыслящих и чувствующих по-европейски. Оппозиция в виде чёткой и организованной силы пока ещё не дала себя знать среди остатков интеллектуального мира России. Но чувство стыда я замечал неоднократно, и оно просыпается в людях всё чаще и чаще.

Что касается той «истины», которую большевизм больше не ищет, но которой непоколебимо владеет и требует, чтобы исключительно на ней основывалась образовательная деятельность учебных учреждений страны, – скоро российская молодёжь, несмотря на всю цензуру, обнаружит, что эта «истина» отстаёт от нашего времени. Молодёжь, несмотря на принуждение и цензуру, войдёт в соприкосновение с теми, кто видит пустое доктринёрство российского марксизма, познакомится с новыми направлениями, утверждающими, что преобразование человеческого общества должно происходить в меньшей степени согласно логике, и в большей – по биологическим законам. И тем самым у российских студентов появится ясность в отношении всех невыносимых явлений в жизни страны, получивших сейчас развитие, и они найдут в себе силы избавиться от пассивности и унизительного оппортунизма. Большевизм – интеллектуальное явление, и нужны именно интеллектуальные силы, чтобы положить ему конец.

XII. Книги, пресса, цензура

Книжный рынок предстаёт в глазах иностранца оживлённой при нынешних обстоятельствах картиной. Можно обратить внимание на довольно существенные объёмы продукции в этой сфере, особенно в Москве. Прежде всего это настоящее изобилие всего, что касается или имеет ценность для нового «мировоззрения» и учения об обществе – только напишите что-нибудь о марксизме, рабочем движении и т. п., и вы вскоре обнаружите перевод вашей работы за рубежом. Но выходит и многое другое: большие и маленькие учебники для студентов, переводы, литература прежних лет… Так что сначала сложно поверить в то, что за всем этим стоит большая или опасная цензура. Тем не менее это так. Цензуры достаточно, и вдобавок ей оказывают содействие другие полицейские организации, работающие на поддержание единственно верной, коммунистической веры.

Для начала несколько слов о периодической печати. У нас в Норвегии есть проповедники переустройства прессы в соответствии с идеалами российского коммунизма. На этих господ следовало бы, пожалуй, возложить обязанность представить нашим властям реалистичное и правдивое описание обстановки в России и российского опыта. Населению Петрограда, составляющему, несмотря на упадок, несколько сотен тысяч человек, приходилось – во всяком случае, в 1923 году – довольствоваться печатью примерно такого же объёма, как в Тёнсберге: парой ежедневных газет скромного формата, а коммунистическое фразёрство и, кроме того, скудность содержания в этих газетах заставляет большинство людей смотреть на них с сочувствием или с неприязнью. Газеты подвергаются чрезвычайно сильной цензуре и сообщают именно о том, что полезно знать храброму и послушному подданному – в них не проникает неприятное критическое отношение к общественной жизни и там полностью отсутствует обсуждение проблем повседневной жизни обычных людей. Несчастные государственные служащие частично обязаны подписываться на эти издания, но большинство людей, будучи в стеснённых жизненных условиях, не расходует деньги на такие газеты и бережёт себя от болезненной досады, вызываемой подобным чтением. Следствием этого является необычайная изолированность друг от друга и от злободневных вопросов, даже в наиболее развитых в интеллектуальном отношении кругах, и часто поразительная неосведомлённость о происходящих в мире событиях. И тем благодатней становится почва для сплетен и невероятных слухов, склонность к которым всегда отличала город на Неве, а при теперешнем режиме и событиях превратилась в «явную истерию» (по определению петроградского врача немецкого происхождения).