Диктатура пролетариата - [65]

Вследствие обратного движения в экономической политике частные издательства в некотором отношении получили свободу – как говорилось, с сохранением муниципализации. Деньги и книги издательствам, правда, не вернули, только право издавать – с определёнными ограничениями. И в то же время продолжение издательской деятельности являлось обязанностью.

Крупные издательства, как, например, знаменитое издательство Сытина в Москве, оказались не в состоянии снова встать на ноги. Покупательная способность частных лиц была практически на нуле. Библиотеки и общественные собрания книг за пределами крупных городов, которые были взяты под государственный контроль и снабжены в большом количестве конфискованными у издательств книгами, при нынешних тяжёлых экономических условиях пришли в полный упадок, были ликвидированы, исчезли. Только крупные национальные собрания, принадлежавшие университетам, Академии наук, библиотеке Румянцева и т. д. по-прежнему оставались. Но их слишком мало для крупных продаж, и даже у них бюджет был жалкий.

Остались поэтому только небольшие издательства, в Москве их насчитывалось около полудюжины. И, чтобы иметь право существовать в качестве фирмы, они должны продолжать свою издательскую деятельность. Чем и занимаются, отчасти потому, что руководители не хотят лишать работы сотрудников – в высшей степени гуманные и либеральные люди, как вообще многие начальники, – отчасти потому, что последние думают о перспективах и знают, что не так-то просто основать предприятие с нуля.

Внутреннее противоречие в созданной таким образом новой системе, разумеется, должно было, как в более или менее всех «системах» российского большевизма, сразу обнаружиться. Один мой друг из издательской сферы напечатал книгу, указав на ней название своей фирмы. Сразу поднялся крик: он, мол, забыл, что предприятие ему не принадлежит, что оно «муниципализировано». Да, но что ему тогда следовало указывать на книге? – Ну как, там надо было обозначить нечто вроде: издано N., от имени, или на службе, такой-то организации… – На службе? Но я ведь не состою ни у кого «на службе», мне, ей-богу, не платят ни за какие услуги, и я сам должен нести ответственность за свои книги… Он наткнулся на людей, которым не был чужд здравый смысл. Были высказаны возражения, и частным фирмам разрешили издавать книги от собственного имени.

Однако рынок и материал для публикации столь же ограничен для этих учреждений, оставшихся от значительной издательской деятельности прежней России. В соответствии с российскими условиями, можно рассчитывать на исключительно небольшой тираж: одна, две, три тысячи экземпляров. Право на всех «классиков» государство оставило за собой. К слову, помнится, с каким восхищением в нашей коммунистической прессе говорили об огромных изданиях писателей-классиков, которых готовило и уже даже начало выпускать цветущее, развивающее культуру государство рабочих… Бедные наивные души, их так легко обвести вокруг пальца! На самом деле, выпустив произведения нескольких писателей: Кольцова, Некрасова, отчасти Пушкина и других – издание этих книг прекратили. Что касается великих авторов более позднего времени: Толстого, Достоевского и других – возникает, право, ощущение, что уж что-что, а спешка и стремление выпустить их книги явно отсутствуют; ведь их содержание частично противоречит господствующим в настоящее время догмам и доктринам. Также государство приобрело монополию на все учебники. А границы здесь, как известно, крайне нечёткие: очень просто, например, перевести в разряд учебников какую-нибудь научно-популярную книгу, один из лучших материалов для частных издательств.

Теперь государство к тому же организовало очень крупную и хорошо оснащённую издательскую деятельность, где, к счастью, многие голодные литераторы и учёные находят себе приличные должности, и которая, в частности, получает значительные субсидии. В прошлом году, как мне сообщили, эта сумма составила около двух миллионов золотых рублей, то есть миллион долларов – чтобы сделать книги дешевле, доступными для многих. Такое положение дел очень удачно для большого числа бедной молодёжи, которой просто необходима подобная помощь. Это постоянно подчёркивают с радостью мои друзья, занимающиеся частной издательской деятельностью, хотя подобное в высшей степени противоречит теориям классовой борьбы и материализма, не видящим в частном «капитализме» ничего, помимо животных инстинктов.

Острый момент в конкуренции между государственным предприятием «госиздат» и частными фирмами заключается в том, что государственная деятельность стремится к прибыли. Поэтому государство неохотно отдаёт книги, которые могут принести большой доход, – а, как уже говорилось, оно обладает властью сохранить за собой право на что угодно.

Разнообразие частных фирм, следовательно, становится весьма ограниченным. Им приходится искать то, что для власти и её органов представляется более или менее лишним, ненужным, во всяком случае неполноценным.

Но вдобавок материал должен быть безопасным, безвредным в глазах цензоров, часто невежественных и поразительно комичных в своей глупости. Кажется иронией судьбы, что вся литературная цензура быстро становится посмешищем. Сколько историй могла бы рассказать Россия о цензуре царских времён: смешных и прочих. Отнюдь не лестно, например, воспоминание о том, что первый том «Французской революции» Карлейля был запрещён и русские смогли прочитать книгу на родном языке лишь в 1907 году. Но то, что происходит сейчас в стране, являющейся образцом для наших коммунистов, затмевает всё прежнее. Совершенно очевидно, что цензура продолжает оставаться полем сражения.