Дикий лебедь и другие сказки - [12]
День за днем, ночь за ночью – ничто не меняется ни в доме, ни снаружи, где серое небо и голые деревья все так же отражаются в дорожных лужах.
Не так уж просто поддерживать привычное течение жизни в изменившемся мире, и напряжение постепенно дает о себе знать. Миссис Уайт вечерами мечтательно гадает, где то сейчас обретается Том Баркин, за которого она чуть было не вышла замуж. И хотя слова «чуть было не вышла замуж» означают всего-навсего, что Том Баркин бесстыдно увивался за ней, как (непременно отмечает мистер Уайт) увивался он еще за добрым десятком девушек, от этого она лишь горше сожалеет об упущенном шансе.
Мистер Уайт, собравшись наконец с духом, попросил жену больше не свистеть за домашними делами, потому что это действует ему на нервы, но когда она нехотя повиновалась и свистеть перестала, в доме повисла удушливая тишина похуже любого свиста. Мистер Уайт больше не молчит покорно, получая на завтрак недожаренный бекон. Миссис Уайт, со своей стороны, больше не оправдывает его нелюбовь к купанию своеобразной приятностью естественного запаха мужского тела. И со все хуже скрываемой скукой слушает истории, которые рассказывает ей мистер Уайт.
А существо знай себе безучастно сидит в кресле и таращится на дымные, еле тлеющие поленья.
Мистер и миссис Уайт все время напоминают себе: несмотря ни на что, это их сын, их долг заботиться о нем, и они этот долг исполняют. В конце концов, это благодаря им он явился на свет – и даже не один раз, а дважды.
Каждый день в очаге худо-бедно горит огонь. Каждую пятницу Уайты едят на обед тушеную баранину. Гостей они не привечают, ссылаясь на жуткую занятость. Но изредка миссис Уайт задумывается о том, насколько легче бы ей зажилось, сойди уж наконец слабый сердцем мистер Уайт в могилу: перед ней открылся бы простой и понятный мир вдовства, где никто не запрещает тебе свистеть и не нудит про испорченный бекон, где рассеется без следа едкий потный запах мистера Уайта и где не надо притворяться, будто тебе интересно, в десятый раз слушая одну и ту же историю. А мистер Уайт помечтает иной раз, хорошо бы жена и вправду ушла к Тому Баркину, который постарел, растерял половину зубов, но по-прежнему заигрывает с девицами, хотя те и разбегаются от него в ужасе. Она в таком случае окажется прелюбодейкой, и никому и в голову не придет пенять ему за то, что уж слишком бодро он переживает свалившееся на него одиночество. Всеобщее сочувствие будет на его стороне. Кто-нибудь из знакомых того и гляди выскажет мнение, с которым все в деревне согласны, но которое до поры нельзя было произнести вслух: что он, мистер Уайт, всегда заслуживал лучшей доли. А в округе, между прочим, запросто сыщутся нестарые еще вдовушки, ничего не имеющие против естественного мужского запаха и способные оценить увлекательную, умело рассказанную историю.
Всем обитателям дома, похоже, было бы только лучше, если бы их стало меньше.
Уайты, все трое, прекрасно знают, где лежит обезьянья лапка – в буфете, на верхней полке, рядом с большой надколотой миской. Все они помнят, и никто из них об этом ни на миг не забывает, что она может исполнить еще одно желание.
Маленький человечек
А вот был бы у тебя ребенок…
Был бы ребенок, твоя работа больше не сводилась бы к безумной гонке от выходных до выходных и гаданиям о том, насколько нынче в своем уме миссис Уиттерс из бухгалтерии. Ты бы зарабатывал на крохотные ботиночки, собачек на колесиках и профилактические визиты к дантисту, ты бы откладывал из заработанного ребенку на колледж.
А ничем не примечательное жилище, куда ты возвращаешься по вечерам? Оно стало бы кому-то родительским домом. Десятилетия спустя кто-то не мог бы его забыть, потому что находил тут утешение и уют, в этих комнатах, видящихся в воспоминаниях все более просторными и красивыми. Без этого дивана, без этих ламп, купленных когда-то впопыхах – мол, ничего, пусть пока постоят – через несколько десятилетий (никуда они, скорее всего, за долгие годы не денутся) кто-то и помыслить не мог бы свою жизнь.
И вот представь себе, что иметь ребенка тебе хочется сильнее, чем когда-либо чего бы то ни было хотелось.
Завести ребенка – это тебе не пиццу заказать.
Особенно, если ты уродливый недоросток, чей род занятий, а указать его будет необходимо… Ну и кем ты назовешься? Гоблином? Мелкой нечистью? В агентствах по усыновлению даже на врача и юриста посмотрят косо, если он не женат и ему больше сорока. А ты дерзай. Вперед, двухсотлетний гном, подавай заявку на усыновление.
Тебя буквально трясет – ты велишь себе успокоиться и не реагировать так бурно, но не каждую ночь увещевания срабатывают одинаково – при мысли, что у большинства двуногих дети просто… просто появляются. Ох, ах, трах, тарарах. Банальное любовное соитие, и через девять месяцев – нате вам, отпрыск. Ума и мысли в этом не больше, чем нужно крокусу, чтобы пробиться из своей луковицы.
Одно дело завидовать богатству, красоте и другим дарам, которые выпадают кому-то, но не тебе, волею неведомых неумолимых благодетелей. И совсем другое – стремиться к обладанию тем, что так легко достается любому пьянчуге с любой буфетчицей, стоит им на три минуты уединиться в темном закутке пропитанного пивом и мочой паба.
