Дикий лебедь и другие сказки - [14]

Так или иначе, твое появление в набитом соломой подвале потрясает девушку до глубины души. Даже не прибегая к колдовству, ты с ходу внушаешь ей доверие.

С первого взгляда ты понимаешь, что́ заставило мельника пойти ва-банк. Она поражает дивной красотой – слегка неправильной, как и положено подлинным красавицам. Кожа у нее чистая и гладкая, как дорогой фарфор, нос чуть длиннее, чем следовало бы, взгляд широко расставленных темно-карих бездонных глаз полон удивления.

Она смотрит на тебя и не произносит ни слова. Начиная с сегодняшнего утра в ее жизни происходит столько странного и непонятного девушке, которая еще вчера шила мешки для хлеба и подметала рассыпавшиеся по полу зернышки, что внезапное появление скрюченного, коротконогого человечка от силы четырех футов ростом и с похожим на репу подбородком она, должно быть, воспринимает как всего лишь очередное невероятное событие.

Ты говоришь, что пришел ей помочь. Она кивает в знак благодарности. Ты принимаешься за работу.

Получается у тебя поначалу не очень. Солома после прялки остается все той же соломой, только перекрученной и клочковатой.

Но ты сохраняешь спокойствие и повторяешь про себя заклятие, которому научила тебя тетушка Фарфалия (сама она теперь не больше барсука, глаза у нее совсем выцвели, негнущиеся тонкие пальцы похожи на сосульки). Ты пытаешься сосредоточиться – главное, верить в то, что делаешь. Одна из причин, почему обыкновенные люди не способны колдовать, как раз и заключается в маловерии.

Мало-помалу дело идет на лад. Первые несколько прядей выходят лишь слегка позолоченными, наподобие каких-то изъеденных временем реликвий, но следующие – уже скорее золотые, нежели соломенные, ну а скоро прялка начинает выдавать самую настоящую золотую пряжу, но не ярко-желтого цвета, какого бывают часто золотые украшения, а слегка розоватую, словно бы светящуюся в свете факелов.

Вы оба – ты и девушка – зачарованно смотрите, как кипы соломы тают и вместо них по камням пола все гуще и гуще струится золотая нить. Никогда еще в твоей жизни не было ничего, столь похожего на любовь, на любовную близость – ты сидишь за прялкой, а девушка позади тебя (в рассеянности она нежно положила руку тебе на плечо), и вы вместе переживаете чудо превращения соломы в золото.

Когда ты заканчиваешь, девушка произносит:

– Господи…

Ты теряешься, не зная, к кому обращено это слово – к тебе или к Богу.

– Рад был оказать вам услугу, – говоришь ты. – А теперь мне пора.

– Я должна вас отблагодарить.

– Нет нужды.

Но она снимает с шеи нитку бус и протягивает тебе. Бусы совсем простые и дешевые, но в подвальной каморке при неясном свечении золотой пряжи красные стеклянные шарики выглядят кроваво-красными гранатами.

– Это подарок отца мне на восемнадцатилетие, – говорит она и вешает бусы тебе на шею.

Когда они зацепляются за твой подбородок, происходит секундное замешательство – поправляя нитку, она касается пальцами твоего лица. Бусы ложатся тебе на грудь. На ту покатость, на месте которой у тебя находилась бы грудь, не будь ты уродцем.

– Спасибо, – говорит девушка.

Кивнув на прощание, ты удаляешься. Она видит, как ты выходишь в потайную, почти не заметную дверь, каких полно в здешних подземельях благодаря паранойе одного давно почившего короля.

– И никакого волшебства, – смеется она.

– Никакого, – говоришь ты. – Но без волшебства поди найди потайную дверь, а потом догадайся, как она открывается.

С этими словами ты исчезаешь.

На следующий день, гуляя по городским окраинам с нитью гранатовых бус под линялой шерстяной рубахой, ты узнаёшь, что было дальше.

Дочка мельника справилась с заданием, перепряла солому в золото.

А что же король? Он снова велел запереть ее на ночь в подвальной каморке попросторней и натаскать туда в два раза больше соломы.

Может быть, он так пошутил?

Нет, король не шутит. В конце концов, это ведь он приказал надеть штаны на кошек и собак и начал отдавать подданных под суд за слишком громкий смех. Ходят слухи, что отец, предшественник нынешнего короля на престоле, в детстве жестоко над ним измывался. Но такое всегда говорят, когда хотят истолковать необъяснимые поступки, так что этим слухам не стоит особо доверять.

Ночью ты проделываешь ровно то же, что накануне. Но сегодня ты управляешься без труда. По ходу дела ты даже развлекаешь девушку веселыми кунштюками: то примешься прясть одной рукой, то сядешь к прялке спиной, а то попробуешь работать, зажмурив глаза.

Мельникова дочь смеется и хлопает в ладоши. Смех у нее низкий и звучный, как голос кларнета.

На сей раз по окончании работы она дарит тебе колечко. Тоже дешевенькое – серебряное с одной бриллиантовой искоркой.

– Оно принадлежало моей матери, – говорит она и надевает колечко тебе на мизинец.

Оно налезло, но едва-едва. На мгновение ты замираешь, глядя на свою по всем понятиям некрасивую руку – с шишковатыми костяшками и толстыми желтыми ногтями. Но сейчас главное, что это твоя рука, и на ней – ее кольцо.

Ты исчезаешь, не проронив ни слова. Тебе страшно проговориться, выдать что-нибудь смертельно искреннее.

На следующий день…

Правильно: новая подвальная комната с соломой. В два раза больше прежней. Король обещает, что это последняя, но настаивает, однако, что третий, финальный алхимический сеанс провести совершенно необходимо. По всей видимости, тройное повторение вещей обладает для него какой-то особенной ценностью – иначе зачем ему было нагромождать на стены замка три аляповатые никому не нужные башни, заводить троих советников, чьих советов он никогда не слушает, и проводить трижды в год военные парады, не знаменующие ничего, кроме королевского желания их провести.