Дикая кровь - [64]

Ивашко вспыхнул было, но унял себя, промолчал, отметив, что перед ним соперник, спесивый и недоверчивый степной князец, он не остановится ни перед чем, чтобы взять Ойлу себе в жены. Но захочет ли Ойла быть за Шандой? А почему бы ей и не пойти за него: он молодой и крепкий, что кедр.

Как червь дерево, эта мысль постоянно точила душу Ивашки. Ивашко не хотел отдавать девушку Шанде. Едва стемнело, он вошел в юрту к старой Тойне, сказал ей:

— Мне надобен твой сын Маганах, — а сам не спускал трепетного взгляда с занятой шитьем Ойлы.

— Сына нет. Он далеко. Кто знает, когда придет? — ответила Тойна и пригласила Ивашку пройти на мужскую половину юрты и сесть. Тойна давно приметила спокойного большелобого киргиза, одетого в богатый русский кафтан. Ивашко был и стрижен по-русски, под горшок, а киргизы брили темя и заплетали сзади волосы в косу, как это делали монголы. Отличала Ивашку и доброта: с доброй улыбкой входил в юрту, с улыбкой здоровался — все нравилось Тойне, не то она не позволила бы чужому мужчине бывать в юрте вечером.

Старшая дочь Тойны — Харга спросила у Ивашки, долго ли русские послы будут жить в Мунгатовом улусе. Общительность девушки не удивила толмача, он приписал ее давнему соседству качинцев с острогом. Мунгат все годы стоял под самым городом, девушки еще детьми посещали русские дома, видели русских у себя в юрте.

— Алтын-царь уведет цириков за Саянский камень, тогда и мы уедем.

— На Красный Яр? — оторвалась от шитья Ойла.

— В город, — он поднял на нее теплые глаза.

Ойла снова смутилась и перевела взгляд на костер, бушевавший в юрте. И языки яркого пламени показались ей распластанными гривами скачущих по степи крепконогих коней, и спросила Ойла:

— Почему я не видела тебя верхом?

— Киргизы попрятали наших бегунов. Киргизы боятся, что мы уедем раньше, чем нужно им.

— А ты сам кто? Разве не киргиз? — прикрывая ладонью красное от жары лицо, отодвинулась от костра Харга.

Тойна подала Ивашке чашу айрана и с нарочитой строгостью прикрикнула на дочерей:

— Вы замолчите, сороки? Дадите человеку сказать слово?

Поощряемые мягким тоном материнских слов, девушки рассмеялись и разом уткнулись в шитье.

Ивашко встал, поблагодарил за угощение, вслух пожалел, что Маганаха все нет. Но Тойну не проведешь, она знала, что Ивашко приходил сюда из-за одной из ее дочерей. Она знала и другое: он нравится девушкам, старшей и младшей, и это может скоро кончиться свадьбой. Потому, провожая желанного гостя за порог, Тойна пригласила его приходить еще. Он торопливо закачал головой, с нескрываемым удовольствием принимая приглашение, сказал, что непременно зайдет.

Неподалеку от вдовьей хижины Ивашко лоб в лоб столкнулся с Шандой. Наверное, князец подслушивал, что говорилось в юрте: снег на рукаве у него — видно, прислонился к стенке юрты. Князец сказал, словно оправдываясь:

— Я искал тебя. Выпить бы араки, да вот не с кем. Мунгат поехал по делам к начальному князю, а с черными мужиками пить не хочется. Ни за что не подумал бы, куда ты забрался.

— Я пошел говорить с Маганахом, а его нет в улусе.

— Не подаришь ли ты Маганаху скакуна вместо коня, угнанного цириками?

— Подарю, — серьезно ответил Ивашко.

— А он тебе взамен младшую сестру, Ойлу?

— Отменный подарок.

— Ойла стоит сотню скакунов, и у тебя не хватит скота уплатить калым, — вызывающе рассмеялся Шанда.

В середине декабря выползли из-за гор тучи и повалил снег. Наступила оттепель. Молодежь высыпала из юрт, жгли на снегу костры, с визгом прыгали через огонь, пели остроумные звонкие песни. В беспокойной стайке резвых хохотушек Ивашко приметил Ойлу, она улыбнулась ему, показав ровные белые зубы, и быстро зашагала в степь, приглашая его уединиться.

Было белесо и дымно. Ивашко быстро и воровато огляделся: никого из взрослых поблизости не было, а молодежь не в счет. И стремительно сорвался с места, кинулся в сутемь за Ойлой.

Он догнал ее уже далеко от улуса — у двух отдельно росших кривых березок. Нетерпеливо схватил за гибкие руки и сказал:

— На высокой горе не редеет туман, сердце не покидает любовь.

— Близки вершины двух гор, но разве они сойдутся? — грустно ответила Ойла, легонько отстраняясь от Ивашки.

— Я посватаюсь за тебя по русскому обычаю.

— Это хороший обычай?

— Хороший. Но прежде ты примешь нашу веру.

— Идти к попу?

— Так, Ойла. Тогда ты будешь новокрещенка, и я заберу тебя к себе, на Красный Яр! — сказал он.

— Мы станем жить в русской юрте?

— Как захочешь.

Ойла по-ребячьи радостно захлопала в ладони и заторопилась в улус. Ей очень хотелось сейчас же рассказать обо всем дорогой сестренке Харге. Много красивых девушек в степи, среди них есть дочери богатых князцов, а парень Ивашко из всех выбрал одну Ойлу, он грел дыханием ее маленькие руки.

— Я завидую тебе, — выслушав сестру, откровенно призналась Харга. — Если бы меня полюбил такой человек, я пошла бы за ним на край света, где, поглядывая на землю, свесил с облака ноги бог Кудай.

Ойла не спала всю ночь. Она с восторгом представляла себе, как сядет на быстрого, под золотым чепраком иноходца и по перелескам и тайге прямиком уедет в город, как станет жить там с веселым, улыбчивым Ивашкой, как нарожает целую юрту детей, а может, еще больше — она постарается рожать каждое лето и сразу по два ребенка.