Дикая кровь - [66]

— Хорошо, пусть будет так.

— Государь собрал все племена под свое крыло. А вы отбиваетесь от государевой милости, — убежденно произнес Ивашко. — Вы изменяете царю.

— Такую же клятву мы давали монголам и джунгарам!

— Не давали вы клятвы на верность никому, кроме нашего царя, — отвердевшим голосом упрямо сказал Ивашко.

— Нас беспрестанно воюют…

— Русские первыми не приходили в орду войною. Ведь это Белый царь радеет о мире. Он сильный, и если ему будет нужно, разгромит Алтына и Богатура-контайшу и еще другие народы. Русский царь не морит вас в осаде, не отгоняет ваши стада, не теснит вас на ваших кочевьях.

— Он отнимает у нас кыштымов!

— Он собирает ясак. Только, разумей, он и остроги ставит, чтобы кочевые народы не ходили на вас войною. Ведь это Белый царь заставил Алтын-хана убраться с вашей земли.

— Нам будет легче, если станем предупреждать действия русских. На тебя надеется твой родной дед Ишей.

— Ты хочешь, чтобы я не прямил Белому царю? — вскочил Ивашко.

— Хочу, — у Итполы дернулись ярко очерченные губы.

— Ты не был в Москве, ты не знаешь, как живут русские. Они строят большие, теплые хоромы, у них есть лекари, русские учат своих детей читать и считать!

Итпола сухо рассмеялся:

— Зачем учиться киргизу?

— Нужно, Итпола.

— Ты не изменяй Белому царю, живи, если хочешь, на Красном Яру. Но мы будем посылать к тебе гонцов…

— Я донесу на них воеводе!

— Если донесешь, то наша пуля сыщет тебя. Передай Михайле Скрябину, пусть и он опасается. Скажи, мол, пищалей у киргизов хватит.

— Эк вы благодарите русских, что они прогнали Алтын-хана! — горько сказал Ивашко, поднимаясь с кошмы, чтобы уйти.

Итпола, сделав предупредительный жест, остановил его. Сказал с беззлобной завистью:

— Посмотрел бы отец, родивший тебя, каким ты стал! А зачем у тебя пистоль?

— Ночь ведь.

— Про пулю я пошутил. Зачем убивать знатного сородича, он со временем может стать во главе всей Киргизской земли. Большой палец к ладони жмется.

— Я русский.

Итпола задрожал от охватившей его ярости.

— Пусть пристанут к тебе черви! — вдруг вскричал он. Широкоскулое лицо его вспыхнуло пунцовыми пятнами.

Ну, вот и все. И разошлись родственники, как враги. А ты на что-то надеялся, Ивашко! Да разве поступятся киргизы хотя бы частицей своей власти над степью?

Снова залезая под тяжелый, заскорузлый козлиный тулуп, Ивашко слышал отрывистый скрип шагов и удаляющийся топот копыт. Итпола не стал ночевать в улусе Мунгата, а поспешил сообщить Ишею, чем закончился трудный разговор.

Ивашко только подумал было, рассказывать ли Степанке и воеводе о ночной встрече, как услышал строгий Степанкин голос:

— Не дело затеваешь, киргиз! Якунко не спал, он все знает про того князца Ишеева роду.

— То и ладно, что не спал Якунко. Слышал, поди, как я говорил с князцом, как князец на меня ругался.

— Слышал он, да ведь слово одно, а дело — совсем другое, — все так же строго сказал Степанко.

16

Когда Дага-батор вернулся на оседланную монголами Ербу, Гомбо Эрдени спешно собрал в ханском шатре всех своих приближенных и долго советовался с ними: сколь необходимы Алтын-хану сражения с русскими теперь? Что победа даст его кочевой державе? Об этом можно было спорить, но монголы прекрасно понимали, что бои на среднем течении Енисея, в стране киргизов, ослабят хана в военном отношении. Сумеет ли он тогда своим поредевшим войском противостоять Халхе и Джунгарии, правители которых спали и видели конец алтын-ханского государства?

А если уходить в свою землю, то что делать с аманатами — знатными киргизскими князцами? Требование о выдаче скота киргизы неуклонно выполнили. И впредь они намерены давать албан монгольскому властелину — об этом говорил беспрекословный и скорый приезд их князцов на Ербу. Но как объяснить русским и киргизам поспешный уход цириков за Саяны? Не воспримут ли русские это как свидетельство слабости Алтын-хана?

Было над чем ломать усталую голову самому Гомбо Эрдени и его зайсанам. Совет без перерыва заседал почти сутки. Когда старый и болезненный Алтын-хан выбивался из последних сил и, откинувшись на подушки, мгновенно засыпал, совет вел Лопсан-тайша, и приближенные отмечали про себя гибкость и цепкость быстрого ума наследника престола.

Совет высказался за неотложный уход из Киргизской земли. Но уход нужно было обставить так, как будто бы это делалось лишь из соображений внутреннего порядка и ни в коей степени не зависело от намерений русских. Алтын-хан повелел призвать в ханский шатер задержанных им киргизских князцов, и, когда князцы покорно встали перед могучим владыкой Великой степи, он заговорил с ними скрипучим, немощным голосом:

— Все стареет на земле, и я стал стар. Скоро похоронят меня в таком месте, к востоку от которого будет широкая поляна, к северу — гора, к югу — дорога, а к западу будет река или озеро. Но пока этого не случилось, я представляю вам будущего Алтын-хана. Слушайтесь моего сына, как слушались меня, давайте албан на каждый год. Отойдете от него — кровью вашей затопит вашу неверную степь. А будете за ним — удостоитесь его щедрой милости. Затем я и пришел к вам, чтобы представить моего несравненного сына.