Дикая кровь - [62]

К ночи улусы успели втянуться в тайгу, ночью же зашарилась по земле поземка — напрочь укрыла следы киргизов. А дня через два Шанда встретил и приветствовал частыми поклонами подъехавших к улусу монгольских послов. Потеряв откочевавших киргизов, к которым они ехали с требованием пригнать к Алтын-хану овец и коров, послы покружили по степи и повернули в сторону русских.

Узнав от Шанды, что в улусе давно живут доверенные люди красноярского воеводы, посол Дага-батор попросил неотложной встречи с ними. Степанко Коловский после некоторого раздумья согласился на переговоры. Он рассудил так: если киргизы не пускали его к Алтын-хану, то нужно хотя бы объясниться с монгольским послом, сказать ему все, что поручил сказать воевода.

Послы встретились в белой юрте Мунгата. Кроме русских и монголов здесь присутствовал лишь Шанда, который скромно устроился в глубине юрты за спиной у русских.

Дага-батор сделал крупный глоток пенного айрана из предложенной ему большой серебряной чаши, вытер рукавом лоснящиеся от жира губы и пустил ту чашу направо по кругу; вторым из нее изрядно отхлебнул Степанко, он передал айран Ивашке, и вскоре чаша пустою вернулась к Даге, он поставил ее прямо перед собой и, закрыв сонные глаза, стал не спеша перебирать пальцами сандаловые четки. Степанко же с подчеркнутой беззаботностью смотрел в очаг и терпеливо ждал, когда хитрый монгол покончит играть четками — тоже нашел заделье — и заговорит, спросит о здоровье великого государя всея Руси Алексей Михайловича, холопом которого был повелитель Дага-батора Алтын-хан.

Но Дага не спешил, наоборот, четки в его руках щелкали все тише и реже. Дага ждал, что разговор начнет Степанко тем же вопросом. Что Алтын-хан — царь, что Алексей Михайлович — царь, а мало ли кто кому клялся на верность — кому приходилось туго, тот и давал клятвы. Да, Гомбо Эрдени клялся когда-то, но дело было давно, и не сам он возглашал ту клятву — шерть, а выкликали ее зайсаны.

Устав ждать, когда заговорит Дага-батор, Степанко тоже закрыл глаза. Видно, дела у Алтын-хана не так уж плохи, что послы его столько времени ждут всяческих почестей. Однако Степанко упрям, он ни за что не заговорит первым: кочевой монгольский царь козявка по сравнению с батюшкой-царем! Возьмет ли Алтын-хан всем своим войском Красный Яр, неизвестно, а у московского царя таких Красных Яров, может, с сотню или даже с тысячу будет. Так кто над кем царь? Кому надо оказывать великий почет?

Дага-батор гадал: если Алтын-хан своим дерзким приходом напугал русских, то они заговорят первыми. Подождет русский посол да и спросит о здоровье Алтын-хана. Если же казаки сильны и не боятся монголов, то говорить все-таки придется Даге, нужно хоть что-то узнать о намерениях красноярцев, раз нечаянно столкнулся с ними на киргизском порубежье. Не случайно они оказались тут: Степанко шел к Алтын-хану с каким-то важным словом воеводы, а может, и самого Белого царя.

Степанко подумал, что если бы монголы решили идти под Красный Яр, то Дага-батор не вступил бы в прямые переговоры. Вот и выходит, что Алтын-хан побаивается русских, не хочет ссориться с московским государем. Можно и не ждать увертливого да лживого слова Даги — пусть перебирает четки, а Степанко уйдет к себе в юрту и завалится спать. Прошлой ночью спалось дурно, кости ломало, попариться бы теперь в баньке, да где она, банька, у киргизов?

Степанко встал с кошмы, за ним поднялись Ивашко и Якунко. Ушли, оставив монголов с Шандой. И сразу же Дага-батор забеспокоился, заерзал, как на гвозде. Он надеялся, что русские вышли ненадолго, что они непременно вернутся. Ведь это Алтын-хан привел сильное войско к ним, а не они войной оказались по ту сторону Саян.

Русские не вернулись. Дага-батор прождал их до конца дня, и ночь прождал, не покидая белой юрты. А утром послал Шанду к Степанке договариваться о новой встрече. И когда в полдень Степанко с товарищами чинно прошел на почетное посольское место и сел, Дага-батор заговорил, прижав к сердцу украшенные перстнями руки и склонившись в низком поклоне:

— Здоров ли государь всея Руси Алексей Михайлович?

— Здоров, слава Богу. А ваш Алтын-хан мугальский?

— Здоров наш властелин и повелитель, — учтиво ответил Дага.

— Едем мы к нему спросить, пошто он в Киргизской земле объявился, какая корысть жить ему здесь и пошто он зорит улусишки на Упсе[6] и Ербе и прочих реках, — вызывающе вскинув желтую редьку головы, сказал Степанко.

Кутая грудь в шелковый халат, Дага думал о том, как достойно ответить упрямому русскому. Если признать, что Алтын-хан холоп Белого царя, то нужно просить прощения за все прошлые и настоящие вины. Это не входило в посольские планы Даги, он, вместо того чтобы защищаться, сам перешел в наступление:

— Почему Алтын-хан не получает царского жалованья?

— Пусть он и бьет челом батюшке-государю. А пошто же Алтын-хан недобром на Киргизской земле объявился?

— Пришел за племянником Мерген-тайшою, чтобы взять его в плен, — почтительно ответил Дага, понимая, что простоватый на вид Степанко изворотлив в словесном поединке и с ним нужно держать ухо востро. — Разве на Красном Яру не знают об этом?