Дикая кровь - [24]

— Ты лучший из стрелков! — привстав в стременах, восторженно похвалил Итпола, которому передался бурный мальчишеский задор Иренека. Ведь это был не какой-то коршун, а настоящий горный орел, вольный житель заоблачных лазурных высот, один грозный клекот которого приводит в ужас всех птиц. Не так часто он становится счастливой добычей даже самых метких стрелков, самых смелых охотников.

Прижимая к груди дымящуюся пищаль, Иренек проворно сошел с коня и по мелкому щебню осыпи, скользя и падая, закарабкался к мшистым и ржавым камням, где в вялых предсмертных судорогах все еще билась поверженная птица. Орел вытягивал шею, норовил ударить врага широко раскрытым крючковатым клювом, но это были уже последние жалкие его усилия. Царственная голова вдруг дернулась и беспомощно свалилась набок, голубой пеленою затянуло зоркие глаза. Иренек высоко поднял орла за расправленное могучее крыло, слегка встряхнул и гордо сказал Итполе:

— Мы съедим его вместе.

— Ой, не трогай! — как обрушившийся камень, откуда-то сверху прилетел строгий выкрик.

Князцы мигом взглянули на отвесную скалу и увидели на витых сучьях разлапистой вековой ели широко расставившего ноги коренастого, в бедной застиранной рубахе парня. В руках наготове он держал боевой лук со стрелой. Спорить с ним сейчас было бесполезно и опасно — князцы находились у него на виду, и он мог в упор запросто перестрелять их. И все-таки не остывший от приятного волнения Иренек ответил:

— Я убил орла!

— Но ведь это мой орел! — с той же строгостью сказал охотник.

Иренек не мог не узнать парня: это он вчера, не раздумывая, заслонил собой старика Торгая. И вот опять, ничтожный, не имеющий капли разума, встал он на Иренековом славном пути. Гнев беспросветным и зыбким туманом уже застилал князю раскосые глаза, кровь с яростью шумела в ушах, но Иренек, помня свой недавний разговор с Итполой, страшным усилием воли сдержал себя и, стараясь не глядеть на охотника, сказал как можно спокойнее:

— Ты пастух из улуса Мунгата. А я сын Ишея!

— Орел мой! — не слушая Иренека, упрямо повторил парень.

— Почему он твой? — спросил Итпола с тем привычным любопытством степняка, с которым обычно спрашивают встречного о путях кочевий, о пастбищах или о здоровье его семьи.

Но охотник не принял предложенного Итполой уважительного, даже дружеского тона:

— А ты не видишь гнезда? Орел кормил птенцов, привязанных мною, и если бы мне нужно было, я поймал бы его голыми руками. Птицу не бьют над гнездом.

Чуть повыше косматой головы парня, на острой вершине ели, в переплетающихся сухих ветвях пряталось большое, похожее на перевернутую юрту, гнездо. В начале лета парень нашел его и, как водится у охотников, привязал за лапы птенцов к гнезду, чтобы, став взрослыми, птенцы не улетели и чтобы перьями их со временем оперить стрелы. Так испокон веков водилось в степи, и по неписаным законам народа нельзя было в чем-то мешать удачливому охотнику. И еще был непременный обычай съедать сырым орлиное мясо, чтобы стать таким же могучим, как он, крылатый князь неба.

— Ты прав. Мы помешали тебе, — сказал Итпола парню. — Орел твой.

— Но я убил его! — уязвленный неожиданным решением Итполы, бурно запротестовал Иренек.

— Может, охотник — имени и рода его мы пока не знаем — продаст тебе убитую птицу? — повернулся Итпола к Иренеку.

— Меня зовут Маганах, но разве достойно мужчины торговать орлом?

Иренек задумался и решил на этот раз проглотить обиду. Он ухватился за добрую мысль, поданную все понимающим Итполой. С неуступчивым парнем сейчас иначе не договоришься. И, торжественно подняв руку к небу, Иренек сказал:

— А если я дам тебе взамен то, что достойно мужчины?

— Ой, что дашь? — заинтересованно сощурился Маганах и, змеей скользнув между мохнатых веток, спрыгнул на обнаженный ржавый песчаник скалы.

— Пищаль. Из нее я убил орла. У тебя ведь нет огненного боя, — крикнул Иренек, убежденный, что парень несказанно обрадуется такому богатому подарку.

— Мне огненный бой не нужен. У меня есть лук.

— Я дам тебе саблю! — на одном дыхании предложил Иренек.

— Зачем она пастуху? У меня есть нож.

— Обещай коня, — шепнул Итпола, подворачивая своего скакуна к Иренеку.

— Но коня ты возьмешь?

Маганах долго не отвечал — думал. Соблазн, конечно, был велик. Любой из кочевников согласился бы на столь выгодную мену. Наконец сверху донесся живой, уверенный голос:

— Коня возьму. Но это должен быть богатырский конь: сильные ноги, шея дугой, на нем я буду первым приходить на всех скачках. Даст ли мне Иренек такого коня?

— Даст! — облегченно вздохнув, кивнул Итпола.

— Дам! — не очень охотно подтвердил Иренек.

— Ой, не обмани! — с явной угрозой сказал Маганах.

— У седла два конца бывает, слово мужчины твердое бывает, — ответил Иренек, радуясь тому, что достойно выходит из спора.

В улусе Ишея все еще продолжался праздник. Побулькивала, словно посмеивалась, теплая мутная арака, толчками выливаясь из раздутых кожаных мешков. Дымилась на огромных оловянных подносах приправленная сараной душистая баранина. Спьянев, люди вслепую бродили по улусу и ползали от юрты к юрте. Другие на ровном месте спотыкались, падали и сладко засыпали, а то вцеплялись друг другу в косы и так долго ходили по кругу.