Дигенис Акрит - [34]

Что опистотоном[498] врачи зовут между собою.

Великую почуяв боль, друзей своих оставил,

Назад домой вернулся он, на ложе распростерся,

Старался боль не показать и скрыть свои страданья,

40 Чтоб девушке достойнейшей не опечалить душу.

Но вот, когда еще страшней, еще невыносимей

Терзанья сделались его, то догадалась дева

И, вздох глубокий испустив, сказала: «Господин мой,

Поведай мне, какая боль несет тебе страданья?

45 Не скажешь разве, что тебя, любимейший, тревожит?

Лишь мучаешь меня сильней, когда молчишь о горе,

И разрываешь сердце мне, недуг скрывая тяжкий».

А он, все больше стонами любимую тревожа,

Ответил ей, не захотев ее страданий видеть:

50 «Душа моя! Ничто меня не мучает на свете,

Да только боль в костях своих я вынести не в силах,

И в пояснице больно мне, в спине мне больно, в почках,

И сочлененья все полны невыносимой болью.

Так пусть же врач какой-нибудь придет скорей из войска»[499].

55 И вот назавтра врач один пришел и, пульс пощупав,

По лихорадке увидал, что наступила слабость

И что недугом сломлены все жизненные силы.

Заплакал горько врач тогда, удерживая стоны,

И понял дивный наш герой, что близится кончина.

60 Ни слова не сказал врачу, лишь повелел, чтоб вышел;

А девушка тем временем в покоях находилась,

И тут же он призвал ее, пришла она поспешно.

Все силы Дигенис собрал и, глубоко вздыхая,

Промолвил так: «О горькое с любимой расставанье!

65 О счастье и утехи все, что знал я в этом мире!

Напротив сядь, чтоб утолить свои взор хоть напоследок —

Ведь больше не увидишь ты того, кто любит страстно —

И расскажу тебе о нас я с самого начала:

Ты помнишь ли[500], душа моя, свет глаз моих чудесный,

70 Как некогда один тебя похитить я решился,

Не струсив пред отцом твоим, несчетными бойцами?

Когда же небывалое то войско попыталось

Нас разлучить, любимая, в долине незнакомой[501],

То всех убил, кто отступить добром не согласился,

75 И, угодить тебе стремясь, твоих обоих братьев

Так ловко сбросил с лошадей, что никого не ранил.

А помнишь, как один тебя я взять решил с собою,

Готовый твоему отцу приданое оставить?

То было[502] из любви к тебе безмерной, дорогая,

80 И совершил я это все, стремясь владеть тобою.

Припоминаешь ли, душа,— вблизи Влаттоливади[503]

У родника дракон тебя увидел беззащитной?

Бесстыдно соблазнить тебя страшилище пыталось,

И закричала громко ты, зовя меня на помощь.

85 Услышал я, к источнику помчался как на крыльях,

И страшного чудовища ничуть не испугавшись,

Отсек все головы его, что пламя извергали,—

На -это я отважился, любви к тебе исполнен,

И лучше умер бы, чем вздох из уст твоих услышал.

90 А помнишь встречу ты со львом на этой же лужайке,—

Как я заснул, мой ясный свет, а хищник кровожадный

Напал, чтоб растерзать тебя, и ты кричала в страхе?

Как, услыхав, на зверя я напал без промедленья,

Убил его и от когтей тебя избавил львиных,

95 Как ты, любимая, тогда от страха трепетала?

Когда ж развлечь тебя хотел игрою на кифаре,

То пенье сладкое твое дошло до апелатов

Иоаннакиса, и те приблизились бесстыдно.

Грозить они осмелились— разлукой нам грозили;

100 И знаешь ты, душа моя, не ведал я покоя,

Пока врагов до одного не истребил нещадно.

А совершил я подвиг тот, любви твоей желая,

Весь мир бы отдал за нее и жизнь бы отдал сразу.

Ты помнишь ли, душа моя, великих апелатов,—

105 То были Филопапп-старик, Киннам, Иоаннакпс,

Известные отвагою, прославленные всюду,—

Как безоружным у реки нашли меня и сразу

Втроем напали на меня, на лошадях, с оружьем?

Грозили смертью мне враги, все силы прилагали,

110 Когда увидели тебя,— пришла ты мне на помощь

И крикнула любимому, приободрила громко:

«Смелее будь, мой дорогой, чтоб нас не разлучили!»

Обрел я силу новую и одержал победу,

Сломила мощь моя врагов, сразила их дубинка,

115 Но жизнь я всем им- даровал, покорностью смущенный,—

И это тоже совершил из-за любви избытка,

О самая любимая, владеть тобой желая.

С коня я сбросил Максимо, бойцы ее погибли,

А после, из-за слов твоих, назад вернулся быстро

120 И тайно Максимо убил,— не знала ты об этом.

И много подвигов других, любви к тебе исполнен,

Я совершил, душа моя, стремясь владеть тобою,

Но цели не достиг своей, в надеждах обманулся,—

Конец мой приближается,— не сомневайся в этом:

125 Меня, непобедимого, Харон вот-вот осилит[504],

Аид лишить меня готов любви твоей великой,

В могиле скроюсь я навек, страдая нестерпимо,

Скорбя безмерно, что вдовой любимую оставлю.

Смогу ли я, желанная, твое оплакать горе?

130 Утешить как смогу тебя и где одну оставлю?

Чья мать поднимет плач с тобой, отец чей пожалеет?

Чей брат совет подаст тебе, всего лишенной в мире?

О самая любимая, словам моим ты внемли

И не пренебрегай моим желанием предсмертным:

135 Чтоб жить могла ты в будущем, не ведая боязни —

Ведь знаю: вдовьей участи не вынесешь тяжелой,—

Возьми супруга нового[505], когда меня не станет.

Сомненья нет, что молодость тебя к тому принудит;

Смотри, не соблазняйся лишь богатством или славой,

140 Иди за храбрым отроком, отважным, благородным,

И будешь на земле царить, душа моя, как прежде».

Сказал он со слезами так, и речь его затихла,

А девушка со стонами и с тяжкой болью в сердце,

Слезами щеки оросив, в ответ ему сказала: