Дигенис Акрит - [21]

Назад герой направился, но лев из рощи вышел[331],

И все, стоявшие вблизи, перепугались сильно,—

Немало ведь свирепых львов в той местности встречалось;

И в страхе император сам искал спасенья в бегстве.

1070 А Дигенис напал на льва, не медля ни минуты,

За лапу заднюю его схватил рукой умело,

Тряхнул с великой силою, поверг на землю зверя

И окружавшим показал[332], что лев лишился жизни.

Затем он поднял хищника рукою, словно зайца[333],

1075 И императору поднес, сказав: «Прими добычу!

Тебе в подарок твой слуга поймал ее, владыка».

И были все потрясены, охваченные страхом,

Сверхчеловеческую мощь увидев Дигениса;

И император сам тогда, воздев высоко руки,

1080 Промолвил: «Славься наш господь, все сущее создавший!

Ведь счастье даровал ты мне узреть такого мужа,

Что в поколенье нынешнем всех превзошел отвагой».

И взять ту шкуру львиную велел своим он слугам,

И много обещаний дал чудесному герою;

1085 Друг друга обняли они, отправились обратно:

Назад к войскам[334] вернулся царь, а юноша —к любимой.

И с той поры по всей земле молва пошла об этом,

И все назвали юношу Василием Акритом,—

Ведь на границах[335] правил он, согласно хрисовулу.

1090 Однако прекратить пора повествованье наше,

Историю дальнейшую другой оставим книге.

Ведь говорит наставник мой[336] о том, что многословье,

Когда бы ни пришло оно,— всегда враждебно слуху.

Книга пятая [337]

Воистину, лишь суету[338] несет с собою юность,

Коль к беспорядочным она стремится наслажденьям,

Но всякий, кто уверенно ее браздами правит,

Неуязвимым для страстей всегда остаться сможет,

5 А после смерти свой удел получит[339] в вечной жизни

Взамен позорных, суетных и грязных наслаждений.

Кто ж предается суете, бессмертья не достигнет,

Как не потухнет тот огонь, который гасят маслом,

Не может избежать греха погрязший в наслажденьях,

10 А грех — лишь пища для огня, палящего распутных.

Случилось так, что и Акрит, достойный изумленья,

И наделенный щедрыми всевышнего дарами

Ослабил власть[340] над юными порывами своими

И безрассудно согрешил, свершив прелюбодейство.

15 Но вот, когда раскаянье героем овладело,

То признаваться встречным он в своем проступке начал —

Не для того чтоб хвастаться, но ради покаянья.

И вот однажды на пути каппадокийца встретив[341],

О прегрешении своем решил ему поведать

20 И начал со смирением вести повествованье:

«Когда по воле собственной с отцом я разлучился

И жить в уединении задумал на границах,

Однажды захотелось мне в глубь Сирии проникнуть[342],

Пятнадцатый пошел мне год[343], когда случилось это.

25 Достигнув на пути равнин Аравии[344] безводных,

В привычном одиночестве я ехал по дороге,

Верхом на лошади сидел, рукой копье сжимая.

Охвачен жаждой сильною — палило солнце жарко—

Вокруг оглядывался я, искал воды желанной

30 И, вот, заметив дерево, а рядом с ним трясину,

Решил, что воду там найду, коня погнал быстрее

И не ошибся: к финиковой пальме я подъехал,

А у корней ее ключом источник бил чудесный.

Приблизился я к роднику и слышу вдруг рыданья

35 И скорбные стенания с несчетными слезами,—

То дева горько плакала красы необычайной.

И мне почудилось тогда, что призрак предо мною[345],

Велик был страх, и волосы мои поднялись дыбом,

Всегда меня хранившее оружие извлек я,—

40 Безлюдно было в месте том, дремучем и лесистом.

Но вот увидела меня, вскочила она сразу,

Одежды стала поправлять, в порядок привела их

И осушив платком глаза от слез неудержимых,

Заговорила первая и радостно сказала:

45 «Откуда, славный юноша[346], куда один идешь ты?

Должно быть не любовь тебя приводит в это место,

Но верно оказался здесь по воле ты господней,

Чтоб мне несчастной принести в пустыне избавленье.

Не уходи же, господин, слова мои послушай,—

50 Подробно расскажу тебе о всех своих невзгодах

И небольшое хоть найду я в скорби утешенье:

Другому горе выплачешь — и на душе полегче».

И радость я почувствовал, слова ее услышав,

И убедился — зрение меня не обмануло;

55 Без промедленья спешился, обрадованный встречей,

Та несказанная краса души моей коснулась:

Казалось, будто предо мной любимая вторая[347].

И привязал тогда коня я к дереву, за ветку,

Между корнями дерева[348] копье свое поставил

60 И, жажду влагой утолив, сказал слова такие:

«Поведай раньше, девушка, как здесь ты очутилась?

Что жить заставило тебя в пустынном этом месте?

А вслед за этим и сама ты обо мне узнаешь».

И вот, когда присели мы[349] на низкое сиденье,

65 Вздыхая, начала она свое повествованье:

«Зовут тот город Меферке[350], в котором родилась я,

Там правит всеми Аплорравд, эмир,— о нем ты слышал,—

То мой отец, а мать моя Меланфией зовется[351].

Ромея полюбила я сама себе на горе,—

70 Три года в заключении держал его отец мой,

И сыном называл себя он славного стратига.

Спасла его я от тюрьмы, сняла с него оковы

И отдала ему коней отцовских, самых лучших,

И сделала начальником среди сирийцев славным

75 С согласья матери своей, отец же той порою

Войной был занят, как всегда, родной очаг оставив.

И верила в то время я, что юношей любима

И что умрет он, коль на час расстанется со мною,

Но показало время мне, что было все притворством.

80 Настал тот день[352], когда побег свершить задумал пленник,.

Хотел оставить город наш, Романии достигнуть.