Дидро и цивилизация России - [41]
Петербург отнюдь не пленил его своей красотой: «Петербург – это только двор: беспорядочное скопление дворцов и хижин, вельмож, окруженных крестьянами и поставщиками». В другом месте Дидро сделал набросок стоянки варваров: «Посмотрите на стоянку орды дикарей. Одна хижина здесь, а другая – там, без порядка, без продолжения, без связи. Представьте себе вместо хижин дворцы, и все-таки картина останется прежней: перед вами будет нация, хотя и более могущественная и более благородная, но тем не менее варварская»[374]. В этих словах, конечно, содержался намек на Петербург, и даже более того: Дидро представил образ России после Петра как варварской страны, едва затронутой цивилизацией.
Побывав в России, прожив в Петербурге пять месяцев, Дидро не считал, что он узнал страну и народ. По его словам, он не хотел уподобляться тем путешественникам, которые записывали поверхностные дорожные впечатления, не подозревая, что лгут. Философ признавался, что «не видел России» («je ne l’ai pas vu»). Он считал, что настоящую Россию можно было разглядеть в Москве, но он упустил возможность поехать в Москву, о чем немного сожалел[375].
Одним из главных показателей цивилизованности общества для Дидро было состояние образования. Уровень развития образования в России он оценивал вполне реалистично, ничуть не обольщаясь теми немногими достижениями, которые Екатерина и И. И. Бецкой могли ему представить. Во время своего пребывания в российской столице Дидро посетил Смольный институт благородных девиц и Кадетский корпус, побывал в Академии художеств[376], познакомился (в переводе) с изданными при Екатерине II уставами тринадцати образовательных учреждений[377].
Наиболее совершенным учебным заведением Дидро считал Смольный институт благородных девиц, находившийся под покровительством самой императрицы: «…там подготовляют образованных, честных и полезных гражданок, хороших матерей и жен»[378]. Однако в целом философ весьма скептически отзывался об опыте создания в России закрытых учебных заведений.
Справедливо полагая, что светское образование начинается в России со времени Петра I, Дидро по ошибке приписывал царю и основание Кадетского корпуса, который на самом деле возник в 1732 году. Посетив Кадетский корпус, Дидро познакомился с его директором А. Я. Пурпуром, имел беседы с И. И. Бецким, Н.-Г. Леклерком и, возможно, с П.-Ш. Левеком. В. А. Бильбасов писал, что корпус произвел на Дидро «довольно сильное впечатление», судя по тому, что Дидро вспомнил о нем в своем опровержении сочинения Гельвеция «О человеке»[379]. Однако историку XIX века были доступны не все известные ныне источники. В «Записках» размышлениям о Кадетском корпусе посвящена целая глава «О кадетской школе»[380]. Это учебное заведение показалось Дидро не столь совершенным, как Смольный институт благородных девиц. Наибольшее впечатление на философа произвело физическое воспитание юношей (именно о нем он вспоминал, критикуя Гельвеция):
Мне также говорили, что мальчики смело поднимаются по привесным канатам, перескакивают через рвы невероятной ширины, прыгают, балансируют по краю крыши, прыгают оттуда в пруд, переплывают его, зимой они снежные горы, катаются на коньках по пруду, одеваясь легко даже в самые сильные морозы. Это чудесно…
Такое спартанское воспитание Дидро противопоставляет заботам о внешнем лоске и хороших манерах, в результате которых выходят «пошлые маленькие манекены», изнеженные барчуки. Еще энциклопедист «с удовольствием узнал», что преподавание закона Божьего не занимает более одного часа в неделю. Однако этими отзывами, собственно, и ограничиваются похвалы Дидро в адрес корпуса. Дидро гораздо больше внимания уделил недостаткам Кадетского корпуса и возможным способам их устранения. Философу не понравилось беспорядочное расположение зданий корпуса. Он отметил, что несмотря на большое число гувернанток и гувернеров-иностранцев, «успехи во французском языке мало заметны». Да и в целом «успевают они в науках медленно». Для исправления положения Дидро предлагал сделать образование в корпусе более простым и естественным: не перегружать головы воспитанников знаниями, которые они еще не способны усвоить, – из географии, истории, русских летописей, истории искусства и некоторых разделов математики; передать дело воспитания благородных юношей в руки специально подготовленных учителей и учительниц из числа русских. (Здесь звучит излюбленная мысль Дидро о том, что просвещение должно строиться на собственной основе, а не путем заимствования готовых специалистов!) Наконец, Дидро предлагал развивать в воспитанниках дух соревнования, заинтересовывать их в хорошей учебе, публично поощрять лучших учеников и учителей. Поразительно, как прозорливо Дидро сумел разглядеть слабые стороны обучения в Кадетском корпусе, которые во всей полноте проявятся позже и будут отмечены современниками и историками. Суровое военное воспитание, высоко оцененное философом, не найдет дальнейшего развития. Вопреки его советам возобладает гуманитарно-салонное направление, нацеленное на воспитание светского человека. Знание французского языка и широкое гуманитарное образование станут отличительными чертами выпускников Корпуса. О них русский посол в Англии С. Р. Воронцов выразился так:
