Дидро и цивилизация России - [4]

.

Может показаться странным, что именно во второй половине 1940-х годов, в период ждановских идеологических кампаний, тема «Дидро и Россия» зазвучала с новой силой. Этому способствовал выход 10-го тома собрания сочинений Дидро, содержавшего сочинения, относящиеся к России. Этот том, включающий статью А. И. Молока и комментарии П. И. Люблинского, сданный в набор в начале 1946 года, готовился еще до войны. Вводная статья Александра Ивановича Молока (1898–1977) отличается в целом хорошим научным уровнем, хотя и не лишена отдельных недостатков, частично обусловленных условиями того времени. В работе заметна идейная и даже текстуальная близость к соответствующей главе монографии И. К. Луппола, однако отсутствуют ссылки на книгу репрессированного академика. Анализируя россику Дидро, А. И. Молок отмечал устойчивый интерес философа к русской тематике и широкий круг проблем, затронутых французским философом в беседах с императрицей и в других специальных сочинениях: вопросы внешней политики, введение в России представительного правления, создание «третьего сословия», перенос столицы в Москву, вопросы воспитания, образования и др. Однако Молок не увидел в «русских» текстах философа внутренней связи и концептуального единства. Автор констатировал контакты Дидро с Дашковой, Д. Голицыным, Бецким, его встречи в Петербурге с Фальконе и Мари-Анн Колло, доктором Николя-Габриелем Клером (Леклерком) и Пьером-Шарлем Левеком, Г. Орловым, петербургскими академиками. По традиции, идущей от Бильбасова, Молок называл Нарышкина, у которого остановился Дидро в Петербурге, Семеном Кирилловичем. Он повторил ошибочное утверждение С. А. Макашина о том, что аббат Гийом-Тома Рейналь приезжал в Россию, неточно датировал работу Вольтера над «Историей России». В духе своего времени Молок утверждал, что «вся передовая Европа» приветствовала культурные и военные (!) успехи России в XVIII веке. Едва ли можно принять вывод автора о том, что реформы, необходимые для России, Дидро «рассматривал как продолжение великой преобразовательской деятельности Петра»[23]. В статье А. И. Молока присутствуют, хотя и не акцентируются, мысли о том, что общение Екатерины с Дидро было лишь данью моде, а философ питал иллюзии в отношении «просвещенного абсолютизма» Екатерины II – эти положения станут почти обязательными в статьях советских историков.

В вводных очерках и комментариях Павла Исаевича Люблинского (1882–1938) содержалась известная на тот период информация об истории публикуемых текстов. Кроме того, он впервые правильно атрибутировал «Опыт об образовании в России» Ф. М. Гримма, который до тех пор ошибочно приписывался Дидро. Также обращает на себя внимание мысль автора о том, что «советы французского философа не прошли для Екатерины совершенно бесследно»[24].

Гораздо более тенденциозными оказались отклики на издание россики Дидро. Если в статье А. И. Молока констатировались (не без оснований) симпатии Дидро к русскому народу, то в рецензии Бориса Песиса идея величия России уже звучала как лейтмотив, а Дидро выступал в качестве критика загнивающего Запада[25].

Не лишена интереса рецензия Александра Ивановича Казарина, хотя ее автор и склонен к навешиванию политических ярлыков. В ней Дидро рисовался как наивный защитник общечеловеческих идеалов. Он обвинялся в «непростительной для мыслителя такого масштаба наивности» и даже в «недостаточном» (по сравнению с физиократами) знании политической экономии. Казарин заявлял, что Екатерина II сумела обольстить и одурачить философа. Без тени сомнения рецензент утверждал, что в сочинениях Дидро о России «говорится очень мало»: «Великий просветитель плохо знал нашу страну, хотя и любил (!) ее». Все эти утверждения выглядели бы легковесно и претенциозно, если бы не тот факт, что советский политэконом едва ли не первым обратил внимание на то, что в сочинениях Дидро присутствует «программа цивилизации страны» (курсив мой. – С. М.)[26].

Между тем для французской и мировой историографии темы «Дидро и Россия» особое значение приобрела книга Альбера Лортолари[27], надолго определившая отношение западных исследователей к взаимоотношениям французских просветителей с Россией. Глубокий скептицизм в отношении любых социальных проектов и экспериментов, обстановка противостояния Востока и Запада, общая атмосфера холодной войны, несомненно, повлияли на подход автора к историческому материалу. В своем исследовании Лортолари подчеркивает огромное различие между «русским миражом», творимым в трудах просветителей (как полагал историк, это делалось не вполне бескорыстно), и реальной Россией – отсталой страной с реакционным и агрессивным правительством. Хотя Лортолари мог лишь предполагать, какие страницы «Философской и политической истории заведений и торговли европейцев в обеих Индиях» Рейналя были написаны Дидро, он верно указал на те критические пассажи о России из издания 1774 года, которые свидетельствуют о скептических взглядах философа накануне путешествия в Петербург. Автор утверждал, что у Дидро «не было больших иллюзий относительно России и русских. От этого его надежно предостерегали частые беседы с теми, кого он называл „прибывшими из России“, книга Шаппа д’Отроша, откровения разочарованного Фальконе, а возможно и Рюльера»