Диалоги снаружи и внутри - [16]

И под сводами храмов скорбящие лики.

Там, где ищешь ты тени загубленных предков своих —

У заросших холмов на обочинах где-то,

Ты услышишь, как ветер гудит – и протяжен, и лих,

Как молчит нерожденный, сжимающий легкие стих

Золотым изваяньем у трона поэта.

Там, где ищешь ты свет голубой поднебесных десниц

И вселенские, божией данью, законы,

Ты увидишь дрожанье березовых мокрых ресниц,

Перламутровый отблеск во взглядах уродливых лиц

И пустые глазницы распятой иконы…

«Ты слышишь меня, дорогой современник…»

Ты слышишь меня, дорогой современник,

Чертежной эпохи потерянный пленник,

Не мы ли с тобою остались вдвоем?

Вот здесь, в неизмеренном этом пространстве,

В его и цветистом, и странном убранстве,

Где гимном вселенной кричит воронье.

И что для тебя эти земли – холмисты,

И крик журавлей – непокорен, неистов,

Сквозь тихие вздохи слепой тишины?

Что чувствуешь ты, глядя в небо глубоко,

Едва ли засветится трепетный локон

В твоем же окне безупречной луны?

Не ты ли, согнувшись, дрожишь у престола,

В рассвете увидев глазницы монгола —

Горящими звездами в утренней мгле?

И я презираю тебя, соплеменник —

Своих же детей неподсудный изменник

На этой наследной распятой земле…

«Ты шел, обременен своим недюжинным умом…»

Ты шел, обременен своим недюжинным умом,

С заплатанным мешком, в смятенье преданной печали.

И, будто на холсте, березы трепетно молчали,

Меж порослями сосенок склоняясь над холмом.

О чем ты размышлял у их подножий, как певец,

Внезапно пораженье потерпевший? И, бледнея,

Губами шевелил едва, и было все виднее,

Как над твоим челом парил обугленный венец.

На белой бересте ты что-то медленно писал,

Затерянный во времени Архангел умиравший.

А маленький березовый листок, к ногам упавший,

С мольбой о чем-то тихо говорил и угасал…

Голос из-под земли

Не ты ли, потомок, немой созерцатель

Зеленых созвездий, и глух, и безлик, —

Безвестных холмов вдоль дорог созидатель?

Не ты ль, новоявленный богоискатель,

Не слышишь мой горький и сдавленный клик?

Умом щедрой дланью небес наделенный,

Уже никогда не оглянешься ты

На блеск изумрудной листвы оживленной

И крик журавлей над равниной зеленой —

В сжимающих дланях своей нищеты.

Взгляни же когда-нибудь в небо пустое,

Мой бледный потомок, и жалок, и слеп,

Когда твой очаг с голубой берестою

Едва ли горит, близ грязи водопоя,

А угол походит на каменный склеп.

Взгляни в это небо – оскалом безбрежным.

Ты видишь? Уже опустило оно

Космической мглой, и живой, и безгрешной,

На землю твою в тишине безмятежной

Свое бездыханное гиблое дно…

«Там вечные соцветья ковыля…»

Там вечные соцветья ковыля

И заросли безмолвного кургана.

Мелькнет на миг в кустах крыло фазана,

Забрезжит даль в расцвеченных огнях,

И затаит дыхание земля.

Ветрами заметенный перекресток.

И рябь едва рожденных чистых блесток

Подрагивает на его камнях.

Там Отрок бледный, потеряв свой дом,

Искал его, блуждая странной тенью.

Ордынская стрела, в одно мгновенье

Блеснув зрачком в малиновом песке,

Качалась мирно в стебле золотом…

Откуда-то ползла на небо льдина,

Восток и запад, слившись воедино,

Мерцали точкой на Его виске…

«О, боже, что там, прячась за столбы…»

О, боже, что там, прячась за столбы,

Во власти странных судорог мерцает?

То вспыхнет как огонь, то угасает,

Внезапно укрываясь сизой мглой?

И кто же там, венцом твоей судьбы,

Внезапно появившись привиденьем,

Глядит виновно, словно в искупленье,

Закрученной в спираль стальной иглой?

Рожден исчезнуть, вскрикнул где-то миг…

Сгущаясь, сумрак каменный свисает

И вдруг к ногам с презрением бросает

Твою же горсть отточенных лекал.

И сумасшедшим белым вальсом лик

Слепой звезды с дыханием холодным

Срывается в падении свободном

Чистейшими осколками зеркал…

«Закат сползал в небесный перевал…»

Закат сползал в небесный перевал.

Далекий горизонт в огне жеманном

Казался цепеняще первозданным

И, чуть вздохнув за склонами холма,

С величием надменным уплывал.

В холодном застывающем пространстве

В тупом метафорическом упрямстве

Луной светилась полночная тьма.

В малиновом мерцании угли

Вокруг пещер смиренно угасали.

Прекрасные березы в ночь бросали

Как свечи опаленные листы.

А там, вдали, на краешке земли,

Столетьями неслыханно раздольной,

Стояли под десницею престольной

Усыпанные звездами кресты…

«Ты уйдешь далеко – на чужую дорогу…»

Ты уйдешь далеко – на чужую дорогу,

Будешь версты обочиной долго искать.

Зубы крепко сцепив, к незнакомому богу

Обратившись, молитву впервые шептать.

И своими ль веригами страждущей воли

Непременно в продажном рассвете сверкнешь?

Будут блики смеяться. И в тихое поле

Ты, внезапно бледнея, зачем-то свернешь.

Но с каким наслажденьем восход устремится

За тобой из горнил раскаленных глубин!

И откликнется эхо в дурной огневице

Леденящего скрежета снежных лавин…

Обернешься… Подтаявший след на дороге,

На камнях лишь мерцанье луны – никого.

Да мелькнет чей-то крест на мгновенье убогий

Под кружащим листом во вселенной его…

1945 г. – 1970 г. XX века

Какой удивительный звук! Это – старая венская арфа.

Чайковский, Шопен! Я – на сцене средь моря цветов!

О, как горячо моя старая бабушка Марфа,

Таясь, перед ликом Мадонны молилась о том…

Ах, бабушка! Ей ли не помнить, как в стенах вокзала

Немецкий пилот средь обломков его умирал?