Диалоги рептильного мозга - [6]

Позвонила Анжелика из бухгалтерии: «Леша, спасай, сломался принтер!» И всё оказалось именно так. Только не сломался, а кто-то ногой выдернул шнур. Как там он говорил на Ютубе? Цель высказывания?

Совсем иначе выглядело, когда важной цели не было или она была завалена горой лишних слов и обстоятельств. По корпоративной почте упало письмо от Гаврилюка из третьего отдела: «ты мне нахрен не нужен, но Акимова про тебя спрашивает, хочет посмотреть твою новую стрижку». Я совершенно не понял смысла. Но позже ко мне поднялась Акимова, вручила ломтик торта на пластиковом блюдце и спросила, почему я не зашел к Гаврилюку, у него же день рождения и торт, и он меня приглашал. Я честно ответил: письмо получил, но прочесть не смог.

— Зря ты так про него думаешь, — возразила Акимова вполне искренне, хотя и не вполне в ответ на мою фразу, — Гаврилюк вообще никого не любит, он и праздновать не хотел, тортик мы ему купили. А тебя он уважает, мог бы и поздравить.

Ее слова звучали так естественно, что я придвинул к ней клавиатуру:

— Помоги его правильно поздравить от моего имени.

Акимова охотно села за клавиатуру и набрала: «Гаврилюк, ты сорокалетнее говно и нытик, но мы тебя любим!»

— Ты уверена, что это хорошее поздравление с днем рождения? — усомнился я.

— Каждому приятно! — ответила Акимова убежденно, хотя снова не совсем на мой вопрос. И отправила сообщение.

Чуть позже от Гаврилюка пришло «спасибо, Алексей!!!» с тремя восклицательным знаками.

Думаю, разговор с Акимовой вышел почти нормальным потому, что она у нас считалась самой конкретной и прямолинейной сотрудницей. Но оказалось, что это был мой первый и последний нормальный разговор после Балаклавки. Вскоре пришел Марк Константинович и привел смутно знакомого белоглазого дядьку в костюме, который выглядел так раздраженно, словно опаздывал по делам, но вышел не на той остановке.

— Я очень крут, — затянул Марк Константинович свою песню, обращаясь, впрочем, не ко мне, а к белоглазому. — У меня офигенный отдел!

Белоглазый вынул свой телефон, перевернул торцом и сунул мне.

— Слыш ты, головастик, — сказал он. — Пошевелись уже?

Я вопросительно посмотрел на Марка Константиновича.

— Я очень крут, — на всякий случай шепнул тот Белоглазому и ободряюще похлопал меня по плечу.

— Придурок что ли? — не выдержал белоглазый и поковырял ногтем разъем телефона.

Ноготь у него был такой же неприятный, как и он сам — ухоженный, но тупой и блеклый.

— Вам зарядный шнурок нужен? — догадался я.

И хоть я старался произнести это самым доверительным тоном, фраза произвела шокирующее впечатление. Белоглазый позеленел, вырвал телефон из моих рук и зашагал к выходу. Марк Константинович сперва метнулся за ним, потом повернулся ко мне и погрозил кулаком, и снова убежал за белоглазым. И тут я вспомнил, где я его видел — на прошлом корпоративе белоглазый сидел за столиком акционеров, а потом очень плохо пел караоке, но все ему истошно хлопали.

Я поехал домой. Уже в метро мне брякнулось сообщение от Марка Константиновича — длиннющее, абсурдное, бессвязное, полное гнева, самовосхваления и проклятий. Но я догадался скопировать его в переводчик Google, перевел на японский, и там оказалась всего одна строчка из пары десятков загадочных иероглифов. Я перевел их снова на русский и прочел лаконичное: «После того, что произойдет, мы не сможем трудиться. Напишите заявление о свободной воле». Смысл был вполне понятен.

К вечеру Даша прислала несколько сообщений в мессенжер, но читать я их боялся, а отвечать — тем более. Я порылся в нашей старой переписке и выбрал несколько своих сообщений, что сейчас казались мне самыми понятными: «я тебя люблю», «скучаю», «всё норм, как ты?» — и решил посылать их ей каждый день в случайном порядке. А дальше будет видно.

Жизнь рушилась по всем фронтам. И я вдруг понял, что завтра во что бы то ни стало обязательно с самого утра поеду на Балаклавку — даже не к девяти, к семи. Я еще не понимал, что буду там делать — просить вернуть всё как было, спрашивать совета, как жить дальше, или что вообще? Но спасти от проблем могла теперь только Балаклавка. Я ошибался.

Глава 4. ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ

К семи на Балаклавку я не приехал — проспал. Примчался туда лишь к десяти. Проблемы теперь окружали со всех сторон — я даже в автобусе умудрился получить по морде. Налегая на двери, у выхода дремал неопрятного вида мужик, разящий перегаром, а я всего лишь спросил, собирается ли он выходить на следующей. Мои слова произвели шокирующее впечатление: он разом проснулся, глаза его налились кровью, и он ударил меня в лицо, чуть сам не упав. Было не больно, но обидно. Я тоже его ударил в ответ, но нас разняли.

Над Балаклавкой стоял странный запах горящего торфяника. Улица перед зданием была забита пожарными машинами и каретами скорой помощи, но больше всего было полицейских машин — штук шесть и фургон.

— Что здесь происходит? — спросил я у полицейского.

— Нет, тебе нельзя! — ответил он.

Но я уже сам всё увидел. Железных ворот не было — они валялись на земле. Будки проходной тоже не было — ее словно срубило вместе с воротами. На крыльце стояло что-то вроде нижней части грузовика — обугленная рама и останки колес. Больше ничего от грузовика не было. А вот дальше, за крыльцом ничего не было вообще — огромная, в два этажа черная пещера, откуда густо валил дым и вырывались языки пламени — словно здание превратилось в исполинский камин. Вокруг суетились пожарные.