Сущность выразительной игры — оживление каждого звука. Это надо понять так, что ничего ”общепринятого” (в смысле отношения) в игре настоящего музыканта не должно быть. Каждая нота отмечается в его сознании и чувстве. Но это - не анализ, а как бы проведение через себя. Для музыкальной игры надо привлечь всю свою сущность. Надо играть ”собою". Выразительность возникает тогда, когда каждая фраза ”стучит в сердце". (Именно на этом уровне личной интонации происходит ”заражение” слушателя.)
Дирижер Йозеф Крипс, не любивший Хейфеца, но вынужденный однажды играть с ним, пришел в восторг и сказал организатору этого концерта: ”Вы понимаете, что здесь произошло? Он сыграл все ноты! Все! До одной! Невероятно, невероятно!"[4]
В.: Но как ”устроена” выразительность психологически, с чем она связана для человека музыки?
О.: Выразительная игра не может не опираться на внутреннее понимание. В другом месте мы скажем о подтексте специально, здесь же только упомянем. Выразительность начинается с прорыва поверхности видимого нотно-графического слоя на некоторую глубину. Выразительность есть оживление и освещение каждой ноты, каждой фразы. Это - свет изнутри, из глубин внутреннего мира и любви музыканта, сегодня отданной исполняемому произведению.
Можно сказать и о направленности выразительности. Она проникает во внутренний мир слушателя. Подлинно выразительно играющий музыкант непосредственно касается слушателя своими звуками. Вот один из отзывов об игре Святослава Рихтера: ”Он проникает в душу с роялем".
В.: Возможно ли вообще преимущественно художественное отношение к музыкальной игре? Все-таки художественное — это праздник, неординарность, в какой-то степени исключительное событие. А ежедневная работа -это чуть ли не тренинг, репетиции, - что в них, собственно, исключительного?..
Имеет ли вообще методическая сторона современного музыкального обучения какой-то пафос, какую-то связь с художественным ростом музыканта? А ”методические” пьесы?
О.: Чем проще и явственнее методическая направленность пьесы, тем больше надежд на исполнительские эксперименты вплоть до изменения ”нормативных” вещей - темпа, штрихов, характера.
Легкие пьесы, так называемая детская музыка, не отягощены ”данным с неба” замыслом, а сочинены в технических, то есть в близких целях. Поэтому такую ”эмбриональную” музыку в исполнительских параметрах можно переиначивать в целях роста ученика. Например, варьировать характер звучания, применяя порою противоположные авторским обозначения. И надо сказать, что это - серьезная альтернатива ”голой” технике. Педагог (если он творческий человек) едва ли повторит своему ученику: ”Ты настойчиво поучи это место”. Скорее всего, он подскажет ему, что одну и ту же неполучающуюся фразу полезно поиграть и тревожно, и легко, и тяжело, и радостно, игриво, страстно, спокойно, нервно, задумчиво и т. п.
Возможность творческой работы есть для педагога всегда, на любом уроке. А для ученика она может быть и в домашней, как он думает, рутинной работе. Творчество скрыто в экспериментах на старом учебном материале, в поиске новых эмоций и в нем, и в себе. Сделать из этой дурнушки (упражнения) красивую леди - вот цель домашней работы, а не так называемый ”рост”, ”тренировка”, репетиция.
В любой музыке можно найти игру. Играть надо всегда. Музыкальная игра еще не отменена, она еще не потеряла своего назначения. Только постоянно увеличиваются и усложняются правила...
В.: Но практически... Вот перед вами малыш на втором уроке. Он умеет извлекать лишь несколько звуков на флейте...
О.: Даже если один звук, и то уже можно с учеником работать, как с музыкантом! Напишите ему на доске (или в тетради) четырехтактовое упражнение на одном звуке
В.: И какие задачи здесь можно поставить?
О.: Есть возможность дать ученику ощутить художественное время. Здесь они работают — метр, ритм и темп... Первая доля каждого такта явная, вторая — таинственная. Слабая доля отличается от сильной и эмоционально, и динамически, и по значению.
Какова система тяготений? Слабая - в сильную, низкая - в высокую, мелкая - в крупную: такова природа соотношения единиц времени. Далее важны замедление перед концом, перед повторением, кульминация и спад. Все это - основы понимания музыкального времени. Причем, тяготение - это не слово, произносимое педагогом, а практическое умение. Оно может заключаться в том, что в первой доле, о которой вспомнит ученик к концу фразы, спрятан магнит. Действие его надо обнаружить и показать это: ”Он тянет, а ты не поддаешься сразу, потому что ты руководишь движением, а не магнит. Но тяготение существует реально...” Что получается? - Артистизм, свобода музыкальности и освобождение таланта (если таковые предпосылки есть) - на основе эксперимента...
В этом коротком упражнении есть возможность диалога. Беседа двух героев, двух людей. Каждому для высказывания отводятся два такта.
Ученик познает разные характеры сразу. Один, скажем, напористый (1—2-й такты), другой мягкий (3 - 4-й такты). Один печальный, другой испуганный; один веселый, другой задумчивый... (В нашем словаре около 600 признаков характера звучания, а их сочетания - бесконечны!) Разумеется, на первых порах более двух-трех определений на одно упражнение не нужны. Но другую пьеску, другое упражнение надо предлагать играть в иных настроениях (но уже знакомых).