Диалектика капитала. К марксовой критике политической экономии. Процесс производства капитала. Том 1. Книга 1 - [59]
В этой связи резонно возникает вопрос: может ли каждый производитель иметь полное представление о предложении в условиях капиталистического общества? Разумеется, нет. Ведь производство в этом обществе развивается стихийно, по законам рынка, которые действуют за спиной данного производителя. В результате он не может точно знать, какое количество товаров ему следует производить. Поэтому-то основоположники трудовой теории стоимости никогда не претендовали на то, чтобы определить действительные пропорции между спросом и предложением, ограничиваясь лишь изучением объективных законов товарно-капиталистического хозяйства. Автор же упрекает их в том, что они не раскрыли конкретный механизм управления рынком. Причем делал он это, опять-таки, посредством софистического приема: если издержки производства не регулируют стоимость (ценность) товаров, то трудовая теория стоимости неверна, так как не человек управляет рынком, а наоборот, рынок управляет человеком. Воистину, пути вульгаризации данной теории неисповедимы!
В заключение отметим, что Г. Маклеод сознательно уклонялся от анализа проблемы рыночного равновесия, поскольку разрешить ее с точки зрения теории спроса и предложения не представляется возможным. Дело в том, что эта теория вращается в порочном кругу: она определяет цены товаров спросом и предложением, а спрос и предложение – ценами этих товаров.
§ 6. Теория предельной полезности
В 70-х – 80-х годах XIX в. появился новый вариант теории ценности— теория субъективной ценности, или теория предельной полезности, разработанная основоположниками маржинализма: К. Менгером, У. Джевонсоном, Л. Вальрасом и их последователями. Эта теория оказала огромное влияние на дальнейшую эволюцию неонеклассической политической экономии.
Возникновение теории предельной полезности было обусловлено главным образом следующими обстоятельствами.
Во-первых, в последней трети XIX в. начался бурный процесс развития буржуазных отношений не только в Англии, но и в странах континентальной Европы и США, в ходе которого стали довольно интенсивно формироваться предпосылки для перехода от классического капитализма к монополистическому. По мере углубления общественного разделения труда, роста его производительности значительно увеличился объем и ассортимент производимых товаров. В результате существенно расширились границы рынка, усилилась взаимозависимость между его субъектами и конкурентная борьба между ними. В этих условиях произошла весьма важная трансформация в рыночных отношениях, связанная с образованием «рынка покупателя, превратившего покупателя в активного и значимого субъекта рыночных отношений. С переходом от рынка продавцов к рынку покупателей (потребителей) экономическая роль последних существенно возрастает. Вместо той или иной формы товарного дефицита, свойственного рынку продавцов, появляется “рыночное изобилие”, доступ к которому лимитирован только наличием покупательной способности и которому, следовательно, свойствен денежный дефицит. Возникает совершенно новый фактор хозяйственной жизни: процессы производства и обращения товаров все в большей степени начинают подвергаться контролю со стороны покупателей. Соответственно с этим появляется необходимость в осмыслении этого нового мощного фактора экономического развития».[333]
Во-вторых, в этот период, с одной стороны, резко обострились классовые противоречия капиталистического общества, наиболее яркой формой проявления которой стали события Парижской Коммуны (1871) – первой пролетарской революции, оказавшей большое влияние на развитие общественных наук. С другой стороны, углубился кризис неклассической по-литической экономии, где господствовали концептуальные взгляды Дж. С. Милля, страдавшие эклектичностью и в силу этого внутренней противоречивостью. Попытка опровержения классической доктрины, предпринятая немецкой исторической школой, не увенчалась успехом. В таких условиях возникла необходимость в создании качественно иной теории, способной вывести неклассическую политэкономию из кризисного состояния и одновременно противостоять растущему авторитету марксизма как революционно-критической теории. Согласно Б. Селигмену, это было вызвано тем, что «критика капитализма… становилась все сильней, и теперь казалось уже невозможным выражать представления о социальном строе в действительно нейтральных категориях. Карл Маркс придал классической доктрине такое направление, которое вызывало беспокойство. Казалось, что необходимо дать отпор этой тенденции, и маржиналистская доктрина, вероятно, преследовала указанную цель».[334]
В-третьих, перед буржуазными экономистами встала серьезная проблема: необходимо было разрушить самую основу трудовой теории стоимости, включая и ее марксистскую интерпретацию, отрицательного отношения к которой они никогда не скрывали. Решение этой проблемы осуществлялось посредством выработанной ими весьма своеобразной методологии, ориентированной, с одной стороны, на изучение не глубинных, сущностных закономерностей развития капиталистической экономики, а ее внешних форм, функциональных связей, складывающихся между людьми по поводу обмена хозяйственными благами; с другой стороны, на объяснение этих форм и связей не с точки зрения политической экономии, а с точки зрения других общественных и естественных наук. Сообразно этому в качестве конечных причин экономических явлений стали рассматриваться явления неэкономические (правовые, этические, психологические и т. п.).
