Дежавю. Антология - [3]

Шрифт
Интервал

«Шестидесятникам теперь за шестьдесят…»

Шестидесятникам теперь за шестьдесят.
Бранит их всякий «мальчикам в забаву».
Пора оставить хрупкую их славу,
Что расцветала тридцать лет назад,
Когда победно громыхала медь,
Империя не ощущала крена,
И шла на гладиаторов глазеть
Гудящая спортивная арена.
Все началось совсем в другие дни,
И, видимо, не в них первооснова.
Недолговечным оказалось слово,
Которое придумали они.
Пошли на суп лавровые венки,
Им не понять, беспомощным и старым,
За что их обличают смельчаки,
Свободу получившие задаром.
А я другие вижу времена,
Где молодость моя, и над Москвою
Негромкая гитарная струна
Звенит освобожденной тетивою.
1996

«Синдром Хемингуэя»

Популярна давно невеселая эта затея,
Что теперь называют «синдромом Хемингуэя», —
Только дуло винчестера сунь понадежнее в рот
И вперед.
Смит и Вессон, и Браунинг, — в этой навязчивой теме,
Как потом выясняется, дело отнюдь не в системе, —
И веревка годится, особенно если спьяна.
Можно также использовать в случае интереса
Пистолеты системы Мартынова или Дантеса
(Есть и менее, впрочем, известные имена).
…Он охоту любил, на кулак и на выпивку скорый,
Мичиган переплыл и азартно выкрикивал: «Торо!»,
Карандаш лишь ценя и дешевой бумаги клочок.
Был везде он удачлив, — в любви, на войне и в футболе.
Что его побудило, забыв о присутствии Бога,
Укрепить аккуратно точеный приклад у порога
И босою ногою нащупать холодный крючок?
Где начало берет это чувство сосущее боли,
Неподвластной наркозу,
Неопознанный ген, неожиданно всплывший в крови?
…И уже совершенно неважно — стихи или проза,
Океан за окном или чахлая эта береза, —
Важно лишь не остаться с собою самим визави.
1996

Дон-Кихот

Дон-Кихот благороден. И все же — смертельно опасен
В постоянном стремлении зло корчевать на Земле.
Он стремительно скачет, за ним не поспеть Санчо Пансе
На домашнем приземистом, коротконогом осле.
У дороги в садах наливаются соком маслины,
Глаз ласкает вокруг незатейливый сельский уют.
Мир навстречу плывет меж ушей треугольных ослиных.
В нем леса зеленеют, и яркие птицы поют.
Но в багровую тучу окрестности мирные канут,
Если волю дадим подозрительным чувствам своим.
Встанут мельницы в ряд — угрожающий ряд великанов,
Атакующим змеем летящий окажется дым.
Дон-Кихот старомоден, и все же сегодня опасен.
Нам доспехи его и заржавленный меч — ни к чему.
Все он ищет врагов меж полей, перелесков и пасек,
Черный дым подозрений глаза застилает ему.
Стали нравы другими, и время сегодня иное,
Нет волшебников больше, и время драконов прошло,
Но, копьем потрясая, вторгается в мир паранойя,
Сея страх и вражду, и добро обращая во зло.
1989

Родство по слову

Неторопливо истина простая
В реке времен нащупывает брод:
Родство по крови образует стаю,
Родство по слову — создает народ.
Не для того ли смертных поражая
Непостижимой мудростью своей,
Бог Моисею передал скрижали,
Людей отъединяя от зверей?
А стае не нужны законы Бога, —
Она живет заветам вопреки.
Здесь ценятся в сознании убогом
Лишь цепкий нюх да острые клыки.
Своим происхождением, не скрою,
Горжусь и я, родителей любя,
Но если слово разойдется с кровью,
Я слово выбираю для себя.
И не отыщешь выхода иного,
Как самому себе ни прекословь, —
Родство по слову порождает слово,
Родство по крови — порождает кровь.
1999

Корпово

Наши деды стреляли друг в друга на этой земле,
Где ржавеют сегодня остатки солдатских жетонов.
Над могилами их только ветры осенние стонут,
Да морозные вьюги снегами шуршат в феврале.
Наши деды, увы, были в судьбах своих не вольны.
Мне хотелось бы верить, что время наступит иное,
Где над Русской землей, над Германией и над Чечнею
Не займется пожар бесполезной и горькой войны.
В память всех убиенных горит под иконой свеча,
А гостей, как ведется, встречаем мы хлебом и солью.
Общей памятью все мы едины и общею болью,
Наша дружба надежна, и наша любовь горяча.
Протяни же мне руку, далекий неведомый друг,
Чтобы дымом пожаров не вспыхивать яркому лету,
Чтобы больше ни разу зеленую нашу планету
Не опутывал свастики черно-кровавый паук.
Так давайте дружить, чтобы больше ни разу опять
Не топтали пшеницу соляркой пропахшие танки,
Чтобы внукам потом безымянные наши останки
Не пришлось бы в полях, начиненных железом, искать.
Так давайте дружить, чтобы в будущих новых веках
На земле новгородской, обители тихой печали,
Не команды чужие и хриплые стоны звучали,
А звучали бы общие песни на двух языках.
2001

«Фотографии старые блекнут с годами…»

Фотографии старые блекнут с годами.
Я бы рад показать их, — да только кому?
Это бухта Нагаевская в Магадане,
Это практика летняя в южном Крыму.
В проявителе времени тонут, нестойки,
Миловидные лица далеких подруг.
Вот наш класс выпускной перед школой на Мойке,
Вот я сам, в батискафе откинувший люк.
Для чего, покоряясь навязчивой моде,
В объектив я ловил уходящую даль?
Фотоснимки и слайды дымятся в комоде.
Их бы выбросить надо, а все-таки жаль.
Проржавели суда, и закаты потухли,
Поразбрелся и вымер смеющийся люд.
Это выкинут все, как ненужную рухлядь,
Новоселы, что в комнату после придут.
Но пока еще лампы медовые нити
Сохраняют накал, занавесив окно,
Я листаю альбомы, единственный зритель,
И смотрю своей жизни немое кино.
1996

«В последний раз обнять друг друга…»


Еще от автора Александр Моисеевич Городницкий
Избранное. Стихи, песни, поэмы

«Атланты», «У Геркулесовых столбов», «Над Канадой небо сине», «На материк», «Жена французского посла», «Перекаты», «Снег», «Кожаные куртки» («Песня полярных летчиков») – эти песни Александра Городницкого, написанные в дальних океанских плаваниях и в экспедициях на Крайнем Севере, давно стали народными. А сам поэт по праву признан живым классиком, чьё имя стоит в одном ряду с Владимиром Высоцким, Булатом Окуджавой, Юрием Визбором. Песня Александра Городницкого «Атланты держат небо…» является официальным гимном Государственного Эрмитажа и неофициальным гимном Санкт-Петербурга.


Атланты. Моя кругосветная жизнь

К 80-летию прославленного барда! Полное издание мемуаров живого классика, чьи песни «Атланты держат небо», «У Геркулесовых столбов», «Над Канадой небо сине», «От злой тоски не матерись» и др. стали настоящим гимном «шестидесятников», а его имя стоит в одном ряду с такими гениями, как Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Александр Галич, Юрий Визбор. В честь Александра Городницкого названы малая планета Солнечной системы и перевал в Саянских горах, а его телепередача «Атланты. В поисках истины» признана одной из лучших научно-популярных программ нового тысячелетия.


Обрезание пасынков

Бахыт Кенжеев – известный поэт и оригинальный прозаик. Его сочинения – всегда сочетание классической ясности и необузданного эксперимента. Лауреат премии «Антибукер», «РУССКАЯ ПРЕМИЯ».«Обрезание пасынков» – роман-загадка. Детское, «предметное» восприятие старой Москвы, тепло дома; «булгаковская» мистификация конца 30-х годов глазами подростка и поэта; эмигрантская история нашего времени, семейная тайна и… совершенно неожиданный финал, соединяющий все три части.


Тайны и мифы науки. В поисках истины

НОВАЯ КНИГА знаменитого барда, доктора наук, ведущего научно-популярной программы «Атланты. В поисках истины» на канале «Культура». Свежий взгляд на самые актуальные проблемы и тайны естествознания. Научный анализ древних и современных мифов – от Всемирного потопа, Атлантиды и Содома с Гоморрой до глобального потепления, озоновых дыр и конца света.


Сборник стихов

Бахыт Кенжеев. Три стихотворения«Помнишь, как Пао лакомился семенами лотоса? / Вроде арахиса, только с горечью. Вроде прошлого, но без печали».Владимир Васильев. А как пели первые петухи…«На вечерней на заре выйду во поле, / Где растрепанная ветром скирда, / Как Сусанина в классической опере / Накладная, из пеньки, борода».


Послания

Книгу «Послания» поэт составил сам, как бы предъявляя читателю творческий отчет к собственному 60-летию. Отчет вынужденно не полон – кроме стихов (даже в этот том вошло лишь избранное из многих книг), Бахыт Кенжеев написал несколько романов и множество эссе. Но портрет поэта, встающий со страниц «Посланий», вполне отчетлив: яркий талант, жизнелюб, оптимист, философ, гражданин мира. Кстати, Бахыт в переводе с казахского – счастливый.


Рекомендуем почитать
Аномалия

Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.


Хорошие собаки до Южного полюса не добираются

Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.


На этом месте в 1904 году

Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.


Зайка

Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.


На что способна умница

Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.


Жарынь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Восковые куклы

В бывшем лагере для военнопленных оживают восковые фигуры… Мальчик, брошенный родителями, мечтает украсть канарейку и вместо этого находит друга… Истощенный пристрастием к морфию студент-медик сходит с ума, наблюдая страдания подопытной лягушки…Темы взросления, смерти, предательства и обретения любви раскрываются в самых неожиданных образах и сюжетах.


Ночь Патриарха

В новую книгу Эрики Косачевской вошли «Ночь Патриарха» — роман-эссе, давший название книге, автобиографическая повесть «Осколки памяти» и рассказ «Мат», написанный в ироническом духе.


Логово смысла и вымысла. Переписка через океан

Переписка двух известных писателей Сергея Есина и Семена Резника началась в 2011 году и оборвалась внезапной смертью Сергея Есина в декабре 2017-го. Сергей Николаевич Есин, профессор и многолетний ректор Литературного института им. А. М. Горького, прозаик и литературовед, автор романов «Имитатор», «Гладиатор», «Марбург», «Маркиз», «Твербуль» и многих других художественных произведений, а также знаменитых «Дневников», издававшихся много лет отдельными томами-ежегодниками. Семен Ефимович Резник, писатель и историк, редактор серии ЖЗЛ, а после иммиграции в США — редактор и литературный сотрудник «Голоса Америки» и журнала «Америка», автор более двадцати книг.


Немка

Первоначально это произведение было написано автором на немецком языке и издано в 2011 г. в Karl Dietz Verlag, Berlin под заглавием «In der Verbannung. Kindheit und Jugend einer Wolgadeutschen» (В изгнании. Детство и юность немки из Поволжья). Год спустя Л. Герман начала писать эту книгу на русском языке.Безмятежное детство на родине в селе Мариенталь. Затем село Степной Кучук, что на Алтае, которое стало вторым домом. Крайняя бедность, арест отца, которого она никогда больше не видела. Трагические события, тяжелые условия жизни, но юность остается юностью… И счастье пришло.