Когда у спуска на лед появился щит с надписью «Дорога на Ленинград закрыта», в нашей автороте назначили партийное собрание.
В том же лесочке, где когда-то был митинг, меня принимали в партию. Парторг прочел мое заявление, совсем не примечательное: родилась, училась, пошла на Ладогу. Все…
Парторг сказал:
— Одна рекомендация моя, другая — регулировщика Алымова.
Потом, не торопясь, прочитал свою коротенькую рекомендацию и вторую…
Если верить рекомендации регулировщика Девятого километра, то лучшего водителя на Ладоге, чем Иванова Марина, никто не видывал. Когда же парторг громко прочел, что у меня «сердце такое же золотое, как волосы, и горячее, как солнце», я опустила голову и от стыда не решилась ни на кого взглянуть.
Парторг, дочитав, ничего не добавил. Спросил только:
— Какие будут вопросы к товарищу Ивановой Марине Петровне?
Вопросов никто не задал, а раздались голоса:
— Принять! Знаем мы Подсолнуха. Принять!
Мне так и не удалось решить, благодарить ли регулировщика за такую рекомендацию или сердиться, потому что сразу была объявлена боевая тревога.
Когда все заняли свои места, стало известно, что Военный Совет Ленинградского фронта просит срочно переправить пополнение на западный берег. Командиром сводной роты назначили нашего комиссара…
Удивительно было слушать приказ, глядя на пустынное, покрытое водой озеро и затонувшие кое-где у берега грузовики. Все же машина нашего лучшего водителя спустилась с берега и по воде, доходящей до радиатора, пошла, оставляя пенную волну. Через каждый километр с нее в воду соскакивал регулировщик. Вдоль этой живой цепочки указателей дороги по озеру пошли другие машины. Моя — последней.
Навстречу возвращались порожние машины: ехать по льду можно было всего несколько километров. А в глубь озера, по воде, шла уже вереница людей, нащупывая перед собой путь длинными шестами.
Как только я остановила машину, к ней, разбрызгивая воду, кинулась знакомая длинная фигура.
— Ну, — сказал он, — до свидания или прощай… Не знаю уж… Я на тот берег. Воевать…
Я выскочила. Так мы молча и смотрели друг на друга, стоя по колено в воде. Его окликнули. Он наклонился ко мне и неловко поцеловал. Я уцепилась за его руку.
— Как же!.. Мы же…
Он шагнул в сторону и взял с машины шест.
— Матери моей пиши… Может, почта изменится, может, что…
Он был уже в нескольких шагах от меня.
По пояс в ледяной воде шла бесконечная цепочка людей. Они сворачивали то вправо, то влево, упираясь шестами. Останавливаться было нельзя: лед мог не выдержать… Я уже не могла разглядеть Алымова. На колыхающейся воде виднелись только черные точки.
