Девятый ангел - [2]
Она заценила. Бесконтрольная жизнь всяко лучше жизни в детдоме.
– Покажи документы.
Макс снова усмехнулся, выложил на стол паспорт и пачку фотографий.
– Вот. Твоя мать не меняла фамилию. А это мы в детстве.
В детстве они были красивые и счастливые. Даже не верится, что у мамы вообще было детство. Юле казалось, что у мамы всегда были лишь ее страшные картины, которые никто никогда не покупал.
– Год жизни со мной, а после совершеннолетия ты можешь валить на все четыре стороны.
– Ты извращенец? – Захотелось напиться. Так, чтобы до поросячьего визга, чтобы все-все забыть. Вот и бутылка с водкой. Никогда раньше она не пила водку, но нужно же когда-то начинать.
– Я твой дядя. – В его голосе послышались злость и обида. Этот точно не извращенец, слишком ранимый. Слишком ранимый и слишком красивый. Такой же красивый, как мама. Была… – Уясни это, малая. Я дядя, ты племянница. Не скажу, что любимая, но тут уж как есть. Уяснила?
– Уяснила. – Вторая рюмка уже не обожгла, а лишь согрела. И спать захотелось. Наверное, оттого, что Юля не спала уже почти двое суток.
Она и уснула, прямо там, за поминальным столом. А проснулась в своей квартире, на своей кровати. С чудовищным чувством вины и головной болью. В ванную она шла по стеночке, а когда дошла, увидела Макса. Он сидел за столом на кухне, перед ним дымилась чашка кофе. Мамина любимая чашка…
– Очухалась? – спросил он вместо приветствия.
– Это мамина чашка.
Макс пожал плечами, встал из-за стола, достал из шкафчика другую чашку, перелил в нее кофе.
– Так лучше?
Лучше не стало. Стало только хуже. И даже горячий душ не принес облегчения. И даже чашка свежесваренного кофе, которую Макс сунул ей в руки.
– Наш договор в силе? – спросил он скучным голосом.
Не было никакого договора, но что она теряет? Что держит ее в этом огромном городе?
– В силе.
– Хорошо. – Он встал из-за стола. – Мне потребуется месяц, чтобы оформить все документы. Через месяц я тебя заберу. Я забил свой номер в твой телефон. Если что-то потребуется, звони. Если что-то по-настоящему важное.
Сказал и вышел из квартиры. Словно и не было никакого дядюшки Макса… Тогда Юля испугалась почти так же сильно, как после смерти мамы. Подумалось, что он тоже больше никогда не вернется – этот чужой, но родной по крови человек. Он не вернется, а она останется совсем одна. Теперь уже навсегда.
Но Макс вернулся, как и обещал – через месяц. Выложил перед Юлей кипу документов, сказал:
– Я все сделал, малая, собирайся!
А сам остался сидеть на корточках на пороге.
Юля собралась быстро. Оказывается, она ничего не нажила за свои почти семнадцать лет. Оказывается, ей нечего забирать, кроме одежды, книг и ноутбука. Ну, так уж вышло.
Макс ездил на огромном черном байке, таком же мрачном и таком же обшарпанном, как и вся его экипировка.
– Надень вот это! – Он протянул Юле шлем. Не свой – другой, явно рассчитанный на женскую голову. Ей даже показалось, что шлем пахнет духами. Чем-то тонким, нежным, едва уловимым. – Держись крепко. И да, ехать нам долго, поэтому приготовься. Понадобится остановка, похлопай меня по плечу.
Они и в самом деле ехали долго, наверное, часов пять. Или вернее сказать, не ехали, а летели? Но Юля не боялась. Ее никогда не пугала скорость. Вот глубина и темнота пугали, а скорость – нет. Макс сбросил скорость лишь на подступах к городу. Да не городу, а маленькому сонному городишку, который сначала сошел бы за большую деревню, но постепенно преобразился, выдвинул на передовую уже не вросшие в землю деревянные халупы, а аккуратные двухэтажные домики из красного кирпича. Это была старая типовая застройка с палисадниками, с великами и детскими колясками на подъездных дорожках. Подумалось вдруг, что вот в таком домике, утопающем в кустах сирени и жасмина, у нее бы, наверное, получилось начать жить заново. Но байк Макса промчался мимо. Он черной стрелой пересек городскую площадь с комплексом трех– и двухэтажных административных зданий и снова ворвался в сонную тишину пригорода. Сначала пригорода, а потом, кажется, и загорода. Здесь деревянные домики больше не лепились друг к другу, как ласточкины гнезда, здесь появился простор и размах. А еще поросшие лесом холмы и овраги. Красиво. Если бы Юля умела писать картины, она бы писала пейзажи. Вот прямо тут и писала бы…
Этот дом был самым крайним. И не поймешь, находится ли он все еще на окраине городского парка или вокруг уже настоящий лес. Этот дом был старым. Новой в нем казалась лишь черепичная крыша. А все остальное… Все остальное следовало изучить повнимательнее.
– Приехали.
Макс заглушил мотор, пока Юля возилась со своим рюкзаком, распахнул скрипучую калитку, закатил мотоцикл во двор.
Наверное, когда-то очень давно это место можно было считать двором, а сейчас оно поросло бурьяном высотой в Юлин рост, в зарослях которого была протоптана или вырублена мачете тропинка к покосившемуся, обшарпанному крыльцу. На крыльцо Макс ступил без страха, сунул ключ в замочную скважину дубовой двери. Дверь тоже была старой, но прослужить могла еще не один десяток лет. А вот окна, затянутые паутиной, давно не мытые, в растрескавшихся деревянных рамах, заменить стоило бы еще в прошлом веке. Окна заменить, дом снести… Этот дом, родовое гнездо, казался умершим много лет назад. Не дом, а труп, который бросили догнивать на краю оврага, а он все никак не мог разложиться, все никак не исчезнет с лица земли.
