Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды - [4]

— Так вот как пропадали прекрасные эльфийские девы! — вскричал, не в силах сдержать гнев, Леголас, хватаясь за кинжал.

— Да, именно так, — прищурился назгул. — Что же, ударьте, любезный Леголас, ваш клинок, кажется, эльфийской стали? О, если бы можно было таким образом обрести подлинную свободу, я бы давно уже решил эту проблему с помощью вам подобных. Впрочем, я к вашим услугам.

— Не время сейчас, — дернул эльфа за рукав Гимли. — Лучше пусть дорасскажет, — вот уж не думал, что у Всадников с Сауроном свои счеты.

— Я говорю в данном случае только о себе, почтенный наугрим…

— Нет, правда, чем он вам еще досадил? — не унимался гном.

— Досадил… Да… Ладно. Почему бы и не выговориться? Скрывать, пожалуй, нечего, да и болтать вам ни к чему — похоже, сплетни не относятся к вашим излюбленным развлечениям.

Тогда дальше. На чем я остановился? А, конечно… Я впервые увидел ее среди скал, поросших вереском, в наступающих сумерках — отличный образец человеческой породы, — подумалось мне. Мысленно приказав ей не двигаться, я приблизился — и не увидел страха в ее глазах, только интерес, возможно любопытство. Это, конечно, задело меня, хотя скорее позабавило: то ли не понимает, с кем дело имеет, то ли дурочка (ну последнее — не беда, для Мордора сойдет). А она продолжала разглядывать меня — словно мумака в цирке. Я почти смутился — когда подобие плоти имеет исключительно функциональное применение, о красе ногтей как-то не заботятся. Когда-то я отнюдь не был обделен женским вниманием, да и впоследствии столь важная персона при дворе Темного Властелина не встречала отказа, но вот так изучать, без боязни и отвращения…

«Ну долго в гляделки играть будем? — спросил я себя. — Бери цыпленка под крылышко — и домой, к папочке».

Тут она сделала шаг вперед и спросила:

— Это вы — посланник Темного Владыки из Мордора?

Я даже опешил: задавать вопросы — мне?

— А как ты думаешь? — довольно ехидно поинтересовался я.

— Я слышала много легенд о вас…

— А теперь видишь наяву — рада? (О Валар, зачем я с ней разговариваю?!) Пойдем со мной — будешь первой придворной дамой Барад-Дура.

— Так просто первыми дамами не становятся, — улыбнулась она, — впрочем, я к этому не стремлюсь.

«Ты ее еще спроси, к чему там она стремится, и можешь украшать свой плащ бубенчиками», — сказал я себе, а вслух… Не мог я уже тащить ее силой в Мордор. Дело было не в ее наивности (она таковой не была, глупой — тоже), а в ее удивительной открытости миру и живом интересе ко всему в нем. Ее внимание равно привлекали гавани Запада и пещеры Кирит-Унгол, темные силы и светлые создания — она не отделяла в своей любознательности Добро от Зла, но, в отличие от меня (когда-то), она не ставила себя выше этих понятий и выше любви, ничего не порицала и не отрицала — в каждом явлении есть что-то, дающее ему право на существование.

Увы, мы разговорились. Я впервые за долгие годы просто беседовал о чем придется, без злости или настороженности, а ей — ей было безумно интересно. Она и сама знала немало — дочка советника местного князя, выросшая в доме, полном книг. Мы проговорили всю ночь. Потом она наконец вспомнила, что ее дома заждались, мне пора было возвращаться. Но нам показалось, что встретиться еще раз просто необходимо. И еще… она стала для меня тем, чем было когда-то Кольцо: светом, творчеством, но не рабством, а свободой. Тем тайником, где хранились, подобно последним реликвиям, остатки человечности.

Но даже если из всех моих деяний, за которые я заслужил вечное проклятие, оставить только эту любовь — будет достаточно. Как я мог допустить это? Расслабился — эгоист. Любил бы — оградил — от себя же, от того, что во мне и со мной. Но если бы я сразу это понял! А как мог понять, если никогда не любил — романы бесчисленные не в счет?!

Могу лишь сказать, что, когда до меня это дошло, я сразу попытался отвадить ее. О Мордоре я рассказывал немало (как, впрочем, и о Нуменоре), поведал и о себе. Постарался объяснить, почему нам лучше бы не видеться, — о том, что для нее это опасно в первую очередь, я не хотел говорить слишком прямо, боясь пробудить в ней упрямство. Подумать только, как забавно: бояться — за кого-то.

А она подошла поближе и взяла меня за руку:

— Не оставляй меня — я только нашла друга — кто бы ты ни был.

Я готов был провалиться сквозь землю. Зачем все это… Или — за что?..

И я твердо решил скрыться. Ну, может, поплачет, обидится, оскорбится даже — так что с мордорской нечисти возьмешь, впредь не будет с призраками болтать, но хоть жива будет — сколько ей ни отпущено.

Я с головой ушел в «работу»: набег — прекрасно! убийство — сделаем! Пугнуть кого-нибудь — нет проблем! Доходчиво разъяснить ситуацию непокорным еще племенам — разумеется, с моим светским опытом… Если бы у меня еще сохранилась способность потом напиваться до бесчувствия…

Саурон нарадоваться не мог — наконец-то! Хвалил, по плечу похлопывал: молодец, изжил наконец свои интеллигентские замашки; способности и правильное понимание идеи — залог успеха правого дела!

В сторону Запада я и не смотрел — то на Восток, то на Юг, то в Северные пределы: не видеть ни Запада, ни Мордора. А кому рассказать? Наверное, многие из девятки и поняли бы (остальные обитатели Мордора ненавидят нас и боятся смертельно), но, учитывая, что часть мыслей наших, если очень хорошо их в пустоту не прятать, Саурон легко может прочесть, кого-то из них подставлять… Не со всеми я «на ножах». Не все злорадствовали, когда Саурон пришел за моей душой…