Девятое имя Кардинены - [29]

Нойи вдруг фыркнул.

— Знаешь, я чего вспомнил? Как моего знакомого патера чуть здесь не укоротили. Красавец мужчина, в самом соку! Тем, представь, отговорился, что дал обет безбрачия и поэтому услаждать дам ему без надобности.

— Фу, что за разговор у тебя. Зачем ты вообще сюда за мной притащился?

— У тебя мало людей. Особенно для твоего звания.

— Вот ты и привел столько же и своими нашивками уравновесил, чтобы сохранить прежнее соотношение.

Вдруг он приподнялся на локтях.

— Вон он едет, твой собрат по вере вместе c присными. Уж кто точный бандит, так это он.

И сразу замолк.

В ущелье въезжали передовые всадники Черного Могора. Хорошо, что ему нельзя по бокам разъезды выпустить, подумал Нойи. Стены крутые, а про верхнюю дорогу, где засада красных регуляров, он знать не должен. Моих кавалеристов сейчас минует, этой-то чести, первую цепь засады протянуть, я у ины добился. Жеребцы только бы не ржанули, почуяв могоровых кобыл! А спереди уже люди посестры дожидаются. Авантюра все это, конечно, зачем оба влипли?

— Не удержим здесь банду.

— А кто говорит, что удержим? Навязал себя — так хоть понимай, для чего. Твоя работа — на вороту виснуть, как гончая, а моя — лисий хвост казать.

— Не стыдно бегать-то будет, а?

— Ничего, нам с тобою и так и этак башлыки надевать: у обоих шевелюра всему Лэну приметная.

Впереди гикнули, сорвались со склонов и перекрыли дорогу сабельники Керга. И тотчас же с тыла как из-под земли выросла такая же шеренга людей Нойи: перекрыть до времени отход банды.

— Ну, расходимся! — крикнула Танеида сквозь шум.

А внизу уже сбился, завертелся чертовой мельницей клубок пыли, звяканья сабель, гортанных криков, ржания и ругани. Смрадный дух пороха и потных, горячих тел, людских и конских, повис над ущельем, перекрывая нежные осенние запахи.

В дальнем конце линия красноплащников начала понемногу подаваться. Люди Могора, хотя и опасались пока ловушки, не выдержали, тем более, что сзади те же красные подпирали их арьергард, — и прорвались вперед, вдогон за передним отрядом противника, который начал уходить.

Внезапно рассыпалась и задняя людская цепь, будто бы не надеясь догнать. Люди Нойи с непостижимой быстротой и ловкостью поскакали наметом вверх по незаметным тропкам, выходящим на верхнюю дорогу — скрытно для Могора соединяться с передовыми своими частями.

— Ох, рано открыли, не ушел бы, — простонал Нойи; но и его, и Танеиду, и «черных», уже теряющих соображение от боевого азарта, уже понесло в единой струе. Теперь и люди Могора вцепились в уходящий красный отряд. Сначала они еще стреляли, но лошади у их противников были свежее и более ходкие, и весь пыл уходил в погоню.

Внизу, под копытами, разматывались незнакомые Нойи пути — чуть примятая трава, посеченные подковами камни. Шли так, что у всадников перехлестывало дыхание. Это Бахр ведет, это его война, а не наша, догадался Нойи, хотя и со слезящимися глазами и помраченным сознанием.

Наконец, им всем удалось оторваться от Могора на подъеме, ненамного, метров на сто. Вдруг Бахр стал. Впереди, шагах в пяти, поднялась почти отвесная скальная стена в разломах пород и редких кустиках. Почти мгновенно красноплащники развернули свой порядок навстречу людям Могора, защищая, прижимая к скале обоих своих водителей.

— Ну все. Нае… лись, — энергично припечатал Нойи. — Уходить некуда, хоть вверх лезь, хоть в пропасть кидайся. Будет от нас мокрое место.

— Может, и будет, — нехотя ответила Танеида. — А может… Слушай!

С крутых боковых склонов, снизу и сверху, и сзади, над самой их головой, послышался некий мощный шелест. Разделился на отдельные звуки: цоканье копыт, лязганье сбруи, короткое дыхание верховых. И вот они вырвались из-за спин стоящих у скалы людей, обтекая их двумя потоками. Шли без криков, припав к седлам, вытянув клинки вперед или держа их у плеча. Короткие темно-серые плащи были на них и такие же глухие круглые капюшоны, через прорези которых остро блестели глаза.

Люди Могора в тревоге стали заворачивать назад. «Серые» сплющили их передние ряды как молотом, а сзади подходили новые всадники, захватывая их в кольцо и затягивая его как гарроту — неторопливо, с какой-то ужасающей четкостью и методичностью.

От первого отряда пришлых отделился высокий, кряжистый всадник, более тяжелый на ходу, чем остальные, и подъехал к полковникам.

— Как, ина Кардинена, не устала ли по горам бегать?

— Что-то сегодня все такие обо мне заботливые… Стоять я устала, дядя Орхат. Ты, верно, тоже — оттого не очень-то поспешал навстречу. Побратим целую минуту представлял, как нас по этой стеночке будут размазывать.

Орхат содрал очковый капюшон с кудлатой головы и от этого еще больше стал походить на средней величины медведя. Даже ружье — дробовик с толстым стволом — было ему подстать, такое же неуклюжее, но внушительное и грозное.

— А раньше нельзя. Увернулись бы. Момент поймать надо, как в любой ловле с приманкой.

— Твоя правда. Лучше проводника, чем ты, удалой лесник, у горных братьев нет и не было.

— Ну, я пошел, — он с улюлюканьем ударил своего першерона пяткой и рванул вниз додираться.

Их всадники тоже было тронулись, но Танеида показала: отставить.