В вахтенном журнале Иван Алексеевич сделал запись:
«28 сентября 1939 года. Мария Степановна Гонтарь, заместитель начальника Темрюковского ориентирного маяка, с работы уволилась и уехала совсем».
В вахтенный журнал положено записывать все, что происходит на маяке.
3
Войну Иван Алексеевич провел здесь же, в этих местах. Маяк был погашен, а потом и вовсе разбит бомбами. И все маячное хозяйство погорело и пропало.
Иван Алексеевич пошел служить в пехоту. Участвовал в десанте на Керчь.
Видел крымские маяки. Он их знал по лоциям. Они тоже были разрушены. Теперь на маяках стояли пушки: позиции, удобные для артиллерии.
На войне Иван Алексеевич был ранен в голову осколком.
После войны он снова вернулся на Голубицкую пересыпь. Надо было ставить маяк. С бригадой строителей поставил его, новый, современный, — электрическая лампа, кодовые часы, аккумуляторы, динамо для подзарядки аккумуляторов.
И опять полетели в море две секунды света.
Письма ему не приходили: Мария больше не писала. Он знал, что из Темрюка она с Дмитрием Катковым перебралась в Ростов, а потом и еще дальше — в Свердловск.
Он посылал дочери деньги. Сам посылал — Мария не требовала. Но однажды деньги из Свердловска возвратили с пометкой на бланке: адресат выбыл в неизвестном направлении. Долго тогда просидел с этим бланком на маяке. Как же так — в неизвестном направлении? Дочь ведь его…
4
Он узнал, что дочь жива. И что все они живы — и Мария, и Дмитрий Катков. Поселились в Челябинске.
Иван Алексеевич все пытался представить себе дочь взрослой. Фотографию ему не присылали, а попросить стеснялся.
Помнилась она маленькой: ходила рядом, за палец держалась. Даже на маяк ни разу не поднялась: ступеньки были велики.
Иван Алексеевич не ждал писем, он ждал дочь. Может быть, ей когда-нибудь захочется приехать сюда, в те места, где родилась.
Теперь она взрослая, самостоятельная.
Однажды около маяка затормозил грузовик. Из кабины выпрыгнула девушка. Водитель подал ей небольшой чемодан.
Девушка поблагодарила водителя, и грузовик уехал.
Ее увидела Валентина Федоровна, жена заместителя Ивана Алексеевича.
Пока девушка шла к воротам, Валентина Федоровна окликнула Ивана Алексеевича. Он был у себя дома.
Валентине Федоровне казалось, что именно Иван Алексеевич должен первым встретиться с этой девушкой. Услышать от нее первые слова.
Девушка нерешительно отодвинула створку низеньких ворот и вошла во двор маяка.
Иван Алексеевич остановился на веранде дома. Смотрел на девушку.
А девушка остановилась на дорожке, подняла голову и смотрела на маяк. Худенькая, гибкая, вся какая-то нездешняя. Платье — ситцевый колокольчик, туфли — как мухоморы: красные с белыми точками. В светлых коротких волосах — солнечные искры.
Иван Алексеевич почувствовал, что вдруг впервые за многие годы заныла раненая голова, точно накинули на голову обруч. Сдавили. И от этого не шелохнуться. Он смотрел на девушку, ждал, когда она подойдет, ждал ее первых слов.
Она сказала, что ехала на попутном грузовике от Керченского пролива и увидела маяк. Она студентка. Была на практике на железорудном комбинате недалеко от Керчи, в степи.
Сейчас практика закончилась, и она убежала от всех ребят, переправилась на Тамань. Она всю жизнь мечтала пожить где-нибудь здесь, на маяке или у рыбаков.
Зовут ее Галя; потом улыбнулась и смущенно добавила: «Нет, Галка, так правильнее…»
Она просит разрешить ей остаться. Она заплатит за комнату. Она не будет нарушать порядок. Она…
Иван Алексеевич только сказал:
— Да, да, конечно, — повернулся и пошел в дом: совсем нехорошо сделалось с головой.
Девушка, растерянная, осталась у порога веранды.
К ней поспешила Валентина Федоровна. Взяла из рук чемодан:
— Идемте, я вас устрою. Идемте.
Дома Иван Алексеевич прилег на свою брезентовую раскладушку. Закрыл глаза — так легче для головы. Скорее спадет обруч.
Сегодня Ивану Алексеевичу не нужно на маяк: сегодня дежурит его заместитель Черкашин.
И он пролежал один до темноты.
5
Галя, нет, Галка…
Иван Алексеевич увидел ее на следующее утро. И опять она смотрела на маяк.
Маяк был давно погашен. Стекла закрыты шторами.
Внизу, под скалой у моря, хлопал поршнями мотор: рыбаки готовили баркас, собирались на ловлю.
Скрипели деревянные створки бассейна, в котором хранится питьевая вода: Валентина Федоровна пришла за водой, будет поить Такелажа. Такелаж — это лошадь. Она придана маячному хозяйству.
На ней ездят в станицу Голубицкую за продуктами и в Темрюк на базу за частями к аккумуляторным батареям и дизельному движку.
Галка увидела Ивана Алексеевича и несмело сказала:
— Здравствуйте.
Он кивнул ей, улыбнулся:
— Хотите подняться на маяк?
— Да. — Она тоже улыбнулась. — Очень хочу. Я никогда не была на маяке.
— А я всю жизнь прожил, — сказал Иван Алексеевич и подумал, зачем говорит это.
Иван Алексеевич отомкнул двери маяка, пропустил Галку вперед.
Она вошла. Гладкий крашеный пол. Ни пятнышка, ни царапины. В углу — коврик из камыша. Узкие, шириной в кирпич, окна. Крутая металлическая лестница. Ступеньки покрыты квадратами белого свежего полотна.
Галка хотела стать на коврик, вытереть туфли, но Иван Алексеевич сказал:
