Девушки - [152]

— Что ты говоришь? — задрожавшим от волнения голосом проговорил Нил Иванович и тут же усомнился: — А может, какой-нибудь озорник пошутил над моими девчатами? По радио ничего не передавали!

— Сообщение это привез кто-то из Москвы в Шатуру, а машинисты передали на участок.

— Гм… — гмыкнул Нил Иванович. — Разберусь. Иди.

И он значительно посмотрел на парторга, бледное и усталое лицо которого сейчас было залито слабым румянцем, серые глаза потемнели и казались такими юными, словно ему было не за сорок лет, а восемнадцать.

Парторг и начальник участка вошли в столовую. В двух огромных залах были накрыты празднично убранные столы. Торфяницы всех бригад тарутинского поля шумно приветствовали начальство. Начался ужин. А на улице, за окнами происходили радостные шествия. Весть о переходе Красной Армии границы Германии бежала от барака к бараку.

— Девчата, что там делается, на поселке? — крикнула молодая женщина из последней бригады, возвращавшейся с поля. — Шумят, поют и машут руками.

— А теперь во всем поселке шумят, поют и машут руками, — отозвалась высокая и полная, как атлет, девушка. — А все это, девоньки, потому, что кончается торфяной сезон, — рады! Вот и мы с тобой через недельку или две, как закончим штабелевку, укатим.

— Нет, Клаша, там что-то случилось, а мы не знаем. Отчего они так взгомонились? То и дело снуют из барака в барак. Не пожар ли там начался?

— Ну, какой там пожар! Скажешь тоже! Просто девки бесятся, вот и все! Наши вон девчата завидуют тарутинским, тоже хотят гулять!

Когда бригада подошла к торфяницам с ермаковского поля, навстречу ей выбежала невысокая девушка в бордовой вязаной кофте и крикнула тоненько:

— Подружки! Что вы запоздали на карьере? Машины, что ли, вытаскивали из него? Ух, миленькие! Наши войска разбили фашистов, вошли в Германию! — Сообщив это, она рассмеялась, и слезы потекли по ее обветренным пухлым щекам.

Карьерщицы примолкли на мгновение, а потом всколыхнулись и, охваченные восторгом, крикнули «ура», зашумели, стали обниматься и целоваться друг с другом.

— На улицу! На улицу! — неслись разгоряченные, радостные голоса торфяниц из окон бараков.

Их тут же заглушали возгласы «ура». И торфяницы группами и поодиночке выходили из помещений и торопились в сторону столовой и клуба.

Широкая, длинная улица поселка пестрела сотнями торфяниц. В разных местах вокруг гармонистов они плясали, танцевали, кружились, проносились вихрями. Пылали румянцем обветренные лица, взлетали толстые, с цветными лентами косы.

Земля гудела и пылала мутновато-коричневой пылью. Радостный гул стоял-переливался над поселком, раскинувшимся не на один километр, в предвечернем прохладном сиянии.

Солнце красным шаром висело на небосклоне. Казалось, и оно было захвачено такими же чувствами, как и девушки, вместе с ними радовалось победе над фашистами.

Девушки Ольги поужинали. Одни из них чинно сидели за столами, другие взволнованно, с раскрасневшимися лицами и счастливыми глазами обсуждали победу на фронте и радовались тому, что их родная армия перешла границу Германии и никакая фашистская сила уже не остановит ее. Говоря об этом, они плакали и целовались, выкрикивали «ура» в честь Коммунистической партии, государства и народа. Некоторые из девушек тарутинского поля, услыхав нарастающий шум ликования на улице, выбежали из столовой и смешались с торфяницами других полей.

Тарутинцы, увидев танцующих, начали тоже кружиться.

Нил Иванович, Долгунов, парторг ермаковского поля, Свиридов и другие мужчины сидели в центре зала и, как девушки на улице, вели оживленный разговор о вступлении частей Красной Армии в пределы Германии, о скором конце гитлеровской тирании. Торфяницы, затаив дыхание, слушали Емельяна Матвеевича и Нила Ивановича. В ту минуту к начальнику участка и Долгунову подошли девушки и предложили им потанцевать с ними.

— Какие мы танцоры!

— Вы просто не желаете!

— Да мы уже старики…

— Не говорите так, Нил Иванович, сегодня нет стариков, все юные! — твердо возразили ему девушки. — Идемте, пожалуйста! — И они взяли под руки своего начальника и подняли его со стула.

— Уж если вы, доченьки, считаете нас юными, то… — Нил Иванович запнулся, увлекаемый девушкой под звуки двухрядки на середину зала, где уже несколько пар легко кружились.

Девушки расступились перед ними. Танцуя, он со вздохом проговорил:

— Вы, Сукнова, правы, я, верно, помолодел…

Ольга, взглянув на начальника участка, немножко испугалась за него и подумала: «Замучают старенького. Уж очень Феня разошлась, не считается с силенками Нила Ивановича…» Она подбежала к нему, высвободила его из рук Сукновой и стала медленно, вальсируя, выводить его из круга танцующих. Долгунову помогла выбраться из группы торфяниц Даша Кузнецова. Нил Иванович и парторг, вытирая платками пот с лица, вышли на улицу, на свежий воздух. Следом за ними — Тарутина, Кузнецова, Волкова и другие. В толпе раздались звонкие и дружные возгласы:

— Смерть Гитлеру!

— Да здравствует наша Коммунистическая партия!

— Да здравствует советский народ!

— Да здравствуют советские девушки! — сказал проникновенно Нил Иванович.

Солнце стояло уже над краем земли, в пепельно-синеватых испарениях торфяных полей, вот-вот уйдет на отдых, но празднование новой победы над гитлеровскими ордами все продолжалось. То в одной группе торфяниц, то в другой снова и снова запевали любимую, всем известную песню: