Девушки - [148]
Девушки притихли, приготовились слушать. Долгунов начал говорить. Он сразу высоко оценил работу торфяниц, назвал их всех знаменитыми ударницами.
— Вы, — сказал Долгунов, — гордость нашего участка, вы своим трудом показали торфяницам других полей, как надо работать. Вы наша гордость, вам от всего народа благодарность и слава! Это я искренне говорю! И к чему это я говорю, вы, конечно, знаете.
Из зала раздались голоса:
— Не знаем, Емельян Матвеевич!
— Догадываемся!
— Девушки! — горячо воскликнул Долгунов, и его глаза блеснули огоньками. — Теперь, когда я сказал, что вы гордость и слава на нашем участке, я скажу вам и о другом. Так слушайте! Мне очень обидно, что вы, наша гордость и слава, уезжаете по домам, когда наш участок в прорыве… Мне, скажу вам откровенно, стало больно и стыдно за вас, когда я узнал, что собрались уезжать. Когда мне об этом сказали, то я вначале даже не поверил, возразил: «Не верю! Это неправда, чтобы торфяницы с поля Тарутиной уехали, не помогли!» И что же, товарищи, этому я и сейчас не верю. Вот об этом я и хочу поговорить с вами… Да, да, не верю!
По рядам прокатился гул голосов, заскрипели стулья, скамейки. Долгунов замолчал и ждал, когда прекратится гул.
— Не все же мы собираемся уезжать! — раздались с разных мест голоса.
— Немало и таких, которые собираются! — отозвались другие девушки из середины зала.
— Давайте, товарищи, поговорим! Вначале предоставим слово тем, кто собирается домой, — предложил Долгунов и, пройдя за стол, сел на председательское место.
Тарутина тихо разговаривала с Кузнецовой и Гладышевой. Нил Иванович смотрел в зал.
Девушки молчали, Нилу Ивановичу было видно, как они локтями подталкивали друг дружку и шептались, но никто не хотел выступить первой. Многие бросали взгляды на Грибкову, сидевшую в голубой вязаной кофте, с яркими бусами на груди, среди девушек своей бригады. Грибкова, чувствуя эти взгляды, опустила голову и смотрела на руки. Торфяницы стали выкрикивать:
— Грибкова, говори!
— Что ей говорить! Она в рот воды набрала!
— Как что? Чай, ее девки манатки собирают!
— А ты, бригадирша, выступи и поговори, а мы послушаем, — сказал Долгунов.
Грибкова долго отмахивалась, отпиралась, но все же поднялась и, сверкая разноцветными бусами, стала говорить с места. Девушки оборвали ее, закричали:
— На трибуну, на трибуну иди!
— Оттуда, Грибкова, нам будет виднее тебя!
— Иди! Мы все хотим тебя видеть перед отъездом!
В зале раздался смех. Улыбнулся и Долгунов.
— Что тут говорить-то много! — начала звонко Грибкова. — Домой нас отпустите, да и только! Хватит, поработали! Пусть другие работают так, как мы работали! Мы на своем поле четыре разлива убрали! Нам домой пора! На других полях девки лодырничали, а мы дорабатывай за них? Дурачков нет, мы свое сделали — и хватит!
— Чего зря распинаешься? — резко и чуть насмешливо оборвала Анисья Петровна. — Работали! Это твоя-то бригада работала? Не больно! Она больше по бровкам да под штабелями все лето бока себе закругляла! С трудной работы не наживешь такую ряшку, как у тебя!
— Анисья Петровна, — вмешался Долгунов, — не мешайте Грибковой. Если ее бригада и лежала на бровках, то это только было при Волдырине, — поправил он Анисью Петровну и сказал: — Я вам дам слово после нее. На личную почву прошу не переходить…
— Почва, почва! — возразила Анисья Петровна. — Какая у Грибковой почва! На этой почве, Емельян Матвеевич, никакая трава не вырастет!
Дружный хохот девушек прокатился по рядам. Нил Иванович уткнулся в стол и смеялся. Смеялись Тарутина и Кузнецова. Гладышева отвернулась в сторону и бесшумно хохотала, зажимая рот ладонью.
— Напраслину, Анисья Петровна, возводишь на Грибкову! — раздался звонкий голос девушки, сидевшей во втором ряду. — Посмотри на ее глаза, на румянец на щеках. От такой почвы любой лейтенант не откажется!
Хохот усилился. Некоторые даже визжали от удовольствия. Когда смех прекратился, девушки из бригады Грибковой зашумели.
— Почему же мы должны работать больше? Мы перевыполнили свой план, да и Емельян Матвеевич сказал, что бригада Грибковой при новом начальнике поля работала не хуже других.
— Да и погода пошла нехорошая! Дождь, грязь…
— Довольно! Домой!
— Домой хотим!
Слушая все это, Грибкова стояла важно и даже презрительно улыбалась, поглядывая то на Анисью Петровну, то на сцену. Другие девушки повернули лица в сторону кричавших и, возмутившись их словами, стали тоже кричать, возражая им.
— Ишь лодыри! — поднявшись со стула и одергивая подол синего платья, крикнула Кувшинова. — Домой захотели! А кто станет торф убирать?
— Мы свой убрали! — огрызнулась Грибкова.
По красивому лицу Кувшиновой разлился румянец. Ее глаза сузились от гнева.
— Сколько трудов наши девушки положили на других полях! Канавы рыли? Рыли! Трубы катали? Катали! Цапковали, бруски в змейки клали? Клали! Руки и спины маяли! Маяли, да еще как! А ты, Грибкова, хочешь оставить торф неубранным. Да как же ты смеешь? Нет, не оставим!
— А ты иди и убирай! Дорога тебе не заказана, коли хочется! — зло отрезала Грибкова, — Мы свое сделали!
— Чья бы корова мычала, твоя бы, Грибкова, молчала! — бросила худенькая черноглазая девушка, похожая на галчонка, и, поймав на себе взгляд Нила Ивановича, сконфузилась и спряталась за спину подруги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сергей Иванович Малашкин — старейший русский советский писатель — родился в 1888 году, член Коммунистической партии с 1906 года, участник первой мировой войны и революций 1905 и 1917 годов. Его перу принадлежат сборники стихов: «Мускулы» (1918), «Мятежи» (1920), стихи и поэмы «Мышцам играющим слава», «О современность!», «Музыка. Бьют барабаны…» и другие, а также романы и повести «Сочинение Евлампия Завалишина о народном комиссаре и нашем времени» (кн. 1, 1927), «Поход колонн» (1930), «Девушки» (1956), «Хроника одной жизни» (1962), «Крылом по земле» (1963) и многие другие.Публикуемый роман «Записки Анания Жмуркина» (1927) занимает особое место в творчестве писателя.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».