Девушки из Шанхая - [123]

На несколько лет иммиграционную станцию закрывали для посещения — там производился ремонт и консервационные работы. В 2008 году меня пригласили совершить экскурсию по станции в компании тех, кто делал пожертвования на обустройство острова. Я никогда не подвергала сомнению отвагу тех, кто оставлял родину, чтобы приехать в США, но зрелище тех самых бараков и кабинетов, где держали под замком и допрашивали моих родственников, произвело на меня сильнейшее впечатление.

Наш экскурсовод утверждала, что в записях иммиграционной станции не содержится информации о побегах или самоубийствах. По ее словам, это все не более чем апокрифы. Однако члены нашей группы знали истории самоубийств и побегов, передававшиеся от семьи к семье, из поколения в поколение, снабженные весьма точными деталями и порождавшие страх перед призраками. Экскурсовод также сказала, что, согласно записям, на острове Ангела никогда не рождались дети. Ей самой это казалось крайне маловероятным. В конце концов, как за тридцать лет функционирования иммиграционной станции там могло не родиться ни одного ребенка? Она предположила, что в случае появления на свет младенца ему быстро выдавали американское свидетельство о рождении и высылали его вместе с матерью, дабы избежать проблем с бумагами.

В моей большой семье было множество бумажных сыновей, партнеров, жен и браков по сговору. Когда в начале девяностых годов я работала над книгой «На Золотой горе», несколько человек отказались беседовать со мной, объясняя это страхом перед депортацией в Китай. Даже в наши дни правда о получении гражданства скрывается в семьях от второго, третьего и даже четвертого поколений. Два года спустя мне написал один юноша, спрашивая, почему его бабушка с дедушкой относились к ним с отцом иначе, чем ко всем остальным своим детям и внукам. Я намекнула, что его отец мог быть бумажным сыном. Это оказалось правдой. Несколько дней спустя я встретила этого юношу, и он был совершенно подавлен. Люди, которых он считал своими родственниками, на деле никак не были с ним связаны. Все, что он знал о своих дедушках и бабушках, тетях и дядях, двоюродных братьях и сестрах, оказалось ложью.

Люди до сих пор предпочитают скрывать наличие бумажного родства в генеалогическом древе, а когда дело доходит до программы поощрения признаний (1956–1965 гг.), они, как правило, и вовсе замыкаются. К окончанию программы тринадцать тысяч восемьсот девяносто пять человек признались, тем самым выдав еще двадцать две тысячи восемьдесят три человека. Учитывая, что в пятидесятые годы американцев китайского происхождения насчитывалось сто семнадцать тысяч шестьсот двадцать девять человек (не считая Гавайских островов), можно сделать вывод, что был затронут огромный процент семей. Помимо всего прочего, это означало отступление от американской ассимиляционной политики. Даже сейчас программа поощрения признаний считается темным, постыдным и отвратительным пятном — этой точки зрения придерживаются не только те, кто признался, или те, кого выдали, но и само правительство. Во время одной из бесед в процессе создания этой книги мне сказали:

— Самоубийств было очень, очень много. Очень тяжело и больно вспоминать это время.

Другой человек сказал мне:

— Мы, кажется, никогда не говорили об этом с детьми. Потом добавил: — Пока мы живы, мы в опасности.

Слова благодарности

Роман «Девушки из Шанхая» основан на реальных событиях. Рябой Хуан, Кристин Стерлинг и Том Габбинс существовали на самом деле. Но Перл, Мэй, прочие персонажи и сам сюжет являются плодом моего воображения. (Семье Лу не принадлежали «Золотая пагода», стоянка рикш, кафе и магазины, хотя многие семьи в Чайна-Сити управляли сразу несколькими предприятиями. Мэй не покупала у Тома Габбинса «Азиатскую костюмную компанию»: это сделала семья Ли.) Однако некоторые могут узнать на этих страницах отдельные детали, события и истории. За последние девятнадцать лет — да и конечно же, за всю мою жизнь — мне не раз доводилось разговаривать с людьми, жившими в тех местах и пережившими события, описанные в «Девушках из Шанхая». Я слышала множество счастливых воспоминаний, но некоторые из историй потребовали от рассказчиков изрядного мужества: им нелегко было вспоминать о военном Китае, об унижениях острова Ангела или о нищете и тяготах жизни в лос-анджелесском Чайна-тауне. Некоторые просили не называть их имен. Я обращаюсь к ним и ко всем остальным, кто помогал мне: без ваших воспоминаний и вашего правдолюбия эта книга не была бы написана.

Огромное спасибо Майклу Во за копию рукописных воспоминаний его матери, Бет Во, о том, как она учила японских военных английскому языку, как они предлагали ей брачный договор и каково это было — бежать из Китая в рыбацкой лодке и жить в Гонконге в годы войны. Муж Бет, Уилбер Во, живший во время войны в разлуке с женой здесь, в Лос-Анджелесе, поделился со мной множеством историй тех дней и представил меня Джеку Ли, который рассказал мне об агенте ФБР, рыскавшем в Чайнатауне во времена программы поощрения признаний. Фил Юнь представил меня своей матери, Монике Юнь, которая поделилась со мной бесценными воспоминаниями о том, как ее, сироту, выслали во время японо-китайской войны в Китай. Она также предоставила мне экземпляр воспоминаний Элис Лань и Бетти Ху «Мы летим из Гонконга», в которой они рассказали про смесь крема с какао — своеобразную маскировку, помогавшую им и их работникам не привлекать внимания японцев.