Девушки из Шанхая - [110]

— Вернулся, — признает дядя Чарли. Мы с трудом разбираем его слова — так дрожит его голос. — Я все потерял и снова приехал сюда.

— Мы слышали, что вы плохо отзывались о Чан Кайши.

— Это неправда.

— А говорят, что правда.

— Кто?

Агент не отвечает.

— Разве вы не обвиняли Чан Кайши в том, что потеряли все свои деньги?

Дядя Чарли почесывает покрытую экземой шею и кусает губы.

Немного подождав, агент спрашивает:

— Где ваши документы?

Дядя Чарли смотрит в окно кафе, словно ища помощи, ободрения или возможности сбежать.

Агент — крупный ло фань с песочными волосами и россыпью веснушек на носу и щеках — улыбается и говорит:

— Да, давайте зайдем. Я бы хотел познакомиться с вашей семьей.

Он входит в кафе, за ним, опустив голову, входит дядя Чарли. Ло фань направляется к Сэму, предъявляет свое удостоверение и говорит на сэйяпе:

— Я специальный агент Джек Сандерс. Вы ведь Сэм Лу, так? — Сэм кивает, и агент продолжает: — Я полагаю, не стоит зря тратить время. Мне сказали, что вы покупали «Чайна дейли ньюс».

Сэм неподвижен — он оглядывает незнакомца, обдумывает свой ответ и старается не выражать никаких чувств. Во время этой длинной паузы присутствующие посетители словно задерживают дыхание, ожидая его реакции: они не понимают ни слова, но знают, что предъявление удостоверения ничего хорошего не сулит.

— Я покупал ее для отца, — говорит Сэм на сэйяпе, и я вижу разочарование на лицах посетителей, которые не понимают, о чем идет речь. — Он умер пять лет назад.

— Эта газета защищает красных.

— Отец иногда читал ее, но подписан был на «Чун сай ят по».

— Похоже, что ваш отец был сторонником Мао.

— Вовсе нет. С чего бы ему поддерживать Мао?

— А почему тогда он покупал «Возрождение Китая»? И почему вы продолжали покупать его после смерти отца?

Внезапно я ощущаю, что мне срочно нужно в туалет. Сэм не может сказать правду, объяснив, что на обложках этого журнала изображены его жена и золовка. Или агент уже знает, что это мы? Или же, глядя на красоток в темно-зеленой униформе с красными звездами на фуражках, он думает, что все китаянки неотличимы друг от друга?

— Мне сказали, что в вашей гостиной над кушеткой висят страницы из этого журнала — изображения Великой стены и Летнего дворца.

Это значит, что кто-то из тех, кто бывает у нас дома — сосед, друг, конкурент, донес на нас. Почему же мы не сняли эти картинки после смерти отца?

— В последние месяцы отец любил разглядывать эти картинки.

— Может, ваш отец так симпатизировал красному Китаю, что хотел вернуться туда?

— Мой отец был американским гражданином. Он здесь родился.

— Тогда покажите мне его документы.

— Он умер, — повторяет Сэм. — И у меня здесь нет его документов.

— Тогда, может быть, мне следует нанести визит к вам домой? Или же вы предпочтете зайти к нам в офис? Вы могли бы принести с собой документы. Я хочу вам поверить, но вы должны доказать, что ни в чем не виноваты.

— Доказать, что я ни в чем не виноват, или доказать, что у меня есть гражданство?

— Это одно и то же, мистер Лу.

Вернувшись домой с обедом Верна, я ни о чем не рассказываю им с Джой. Я не хочу, чтобы они беспокоились. Когда Джой спрашивает, может ли она уйти вечером, я по возможности беззаботно отвечаю:

— Хорошо. Постарайся вернуться до полуночи.

Джой считает, что наконец-то взяла надо мной верх, но я просто хочу, чтобы сегодня вечером ее не было дома.

Когда Сэм и Мэй возвращаются домой, мы сдираем со стен картинки, о которых говорил агент. Сэм собирает все выпуски «Чайна дейли ньюс», которые мой свекор хранил, чтобы перечитывать те или иные статьи. Я приказываю Мэй вынуть из шкафа обложки, на которых З. Ч. нас с ней изобразил.

— Думаю, в этом нет необходимости, — говорит Мэй.

— Пожалуйста, хотя бы сегодня не спорь со мной, — отвечаю я резко. Мэй не двигается с места, и я нетерпеливо вздыхаю: — Это всего лишь журнальные обложки. Если ты их не принесешь, принесу я.

Сжав губы, Мэй направляется на веранду. Когда она уходит, я принимаюсь искать фотографии, которые могут — никогда не использовала это слово — скомпрометировать нас.

Пока Сэм осматривает дом, мы с Мэй складываем все найденное в печь для сжигания мусора. Я поджигаю пачку фотографий и жду, пока Мэй положит туда же журнальные обложки, которые она прижимает к груди. Она не двигается с места, и я вырываю их и бросаю в огонь. Наблюдая за тем, как лицо — мое лицо, так восхитительно изображенное З. Ч., — скукоживается в языках пламени, я спрашиваю себя, как же мы позволили этим вещам пробраться в наш дом. Ответ мне известен. Мы с Сэмом и Мэй ничем не лучше отца Лу. В том, что касается одежды, еды, языка и нашего стремления дать Джой образование, мы стали американцами, но за все эти годы мы так и не перестали тосковать по родине.

— Мы им здесь не нужны, — говорю я тихо, наблюдая за пламенем. — Мы им никогда и не были нужны. Они попытаются нас обмануть, но мы должны обмануть их.

— Может, Сэму стоит признаться, чтобы покончить с этим? — спрашивает Мэй. — Он получит гражданство, и все будет позади.

— Ты же знаешь, что недостаточно просто признаться. Ему потребуется выдать и остальных — дядю Уилберта, дядю Чарли, меня…