Девушки и единорог - [5]

В мертвой тишине по плитам двора замка прогрохотали копыта и быстро затихли вдали, в то время как в ближайшем лесу послышался смех лисицы. Через узкую щель окна виднелся месяц в первой четверти.

Мы не знаем, что сказал присутствовавший при событии архиепископ, но через некоторое время его избрали папой.

Случившееся, как ни странно, ничуть не удивило и не огорчило Фулька. Но он почему-то приказал посадить на месте встречи с девушкой-единорогом дрок. С этой целью он отправил посланцев в горы Оверни, Севенн и Бретани, чтобы разыскать самые крупные кусты дрока. Вереницы повозок доставили их в Анжу. Рядом с зеленым лесом появился золотой лес. В самый разгар цветения Фульк проводил долгие часы на небольшом лугу, на который, казалось, опустилось солнце. Может быть, он надеялся, что единорог вернется и снова будет пленен? Но остался ли единорог в окрестностях его замка?

Фульк, несомненно, знал, что стало с его женой; точно так же знал, что она не могла дольше оставаться рядом с ним. Наверное, его мания сажать повсюду дрок была желанием увековечить таким образом память о ней.

Чтобы доставить приятное господину, крестьяне тоже стали сажать дрок на межах своих полей, так что очень скоро графство Анжу было залито золотым цветом, сохранявшимся на протяжении многих веков.

Из-за любви к дроку Фульк I был прозван Плантагенетом[2], и это прозвище носил его потомок Генрих II, когда стал королем Англии. И для всех потомков рода Плантагенетов стало обычаем украшать свой шлем цветком дрока; когда же они отправлялись в поход весной, то прикрепляли к своей кольчуге распустившуюся ветку дрока.

* * *

Почти через тысячу лет обычным сентябрьским утром сэр Джон Грин, потомок Генриха Плантагенета по женской линии, совершал ежедневную прогулку по саду своего владения на островке Сент-Альбан, находящемся у западного побережья Ирландии. Его сопровождала одна из дочерей.

— Почему, — спросила у отца Гризельда, — девушка-единорог провела с Фульком только семь лет?

С запада на островок налетали порывы сильного ветра, сгибавшего деревья и относившего в сторону птиц. Принесенные ветром с океана тучи, насыщенные до предела дождем, роняли капли где придется, едва оказывались над сушей. Островок, находившийся всего в двух сотнях метров от побережья Ирландии, первым получал подарки от неба и бурного моря — дикую смесь ветра, солнца, дождя и волн, беспорядочно теснящихся, словно стадо овец.

— Семь лет — это не так уж мало, — промолвил сэр Джон Грин.

Он ответил совершенно машинально, но тут же, едва произнеся эти слова, удивился вопросу дочери. Он остановился и посмотрел на спутницу. Необычным было даже то, что рядом с ним находилась именно она. Как правило, во время утренней прогулки его сопровождала Элен. По рассеянности он не обратил внимания, что этим утром место Элен заняла другая дочь.

Гризельда… Фигурка в длинном плаще из зеленого драпа и круглой шапочке из белой шерсти. Щеки, блестящие от солнца и дождя, мокрые ресницы; в дерзком взгляде страстное желание все увидеть, все познать. Джон Грин почти догадался, что она сделает со своей жизнью, если только жизнь позволит ей это. Его сердце сжалось, когда он осознал, что Гризельда уже готова начать.

— Послушай, сколько тебе лет? — спросил он.

— Семнадцать! Вы разве не знаете этого?

Зеленые глаза и мягкий, слегка хрипловатый голос выдавали возмущение.

Сэр Джон Грин зашагал дальше, неопределенно пожав плечами.

— Ты же понимаешь, что в наше время.

Семнадцать лет. И она ведь не самая младшая. Значит, Элис, старшей, сейчас будет. Он не решился подсчитывать ее возраст. Порыв ветра растрепал великолепную светлую бороду сэра Джона, едва тронутую сединой. Солнечный лучик остановился на лице, потом спрыгнул на грудь.

Он глубоко вздохнул, почувствовав счастье быть живым и находиться на острове среди своих.

Время убегает только если ты гонишься за ним.

— Единорог, — сказал он, — принимает то, что считает совершенным. Наши привычки, случайная невнимательность, плохое настроение, радость по незначительному поводу, мелкие ссоры, короче, все, что слагает жизнь супружеской четы, ранит его, заставляет кровоточить сердце. С женщинами тоже часто бывает так. Но если единорог уходит, то женщины остаются.

— Уж я-то уйду обязательно! — бросила Гризельда.

В облаках появился большой просвет, через который выглянуло солнце, осветившее весь островок. И сразу же снова полил дождь.

* * *

Фульк, первый граф Анжу, он же Рыжий, он же Плантагенет, скончался в июне, в пятницу, через семь лет после того, как исчезла та, чье имя сегодня забыто всеми. Голова его стала белой, такой же, как цветы терна. Он умер в своем замке, и ему не помогали уйти ни болезнь, ни усталость. После причастия он присоединился к жене в том месте, где она находилась.

Двое его сыновей умерли в раннем возрасте, но от девушки-единорога у него был еще один сын, который совсем юным унаследовал владения отца и умер в возрасте тридцати лет. Это был добрый и справедливый правитель, державшийся несколько скованно, словно опасаясь неверно использовать ту внутреннюю силу, которую должен был передать по наследству: он был единственным, у кого в жилах текла смесь крови единорога и анжуйского льва.