Девушки и единорог - [7]

В жилах как обезглавленной Марии Стюарт, так и прекрасной Джейн Грэй, в шестнадцать лет ставшей королевой, чтобы процарствовать девять дней, а затем лишиться головы, также текла кровь единорога. К этому цветнику относились и Анна Болейн[3], родившая семнадцать детей и пережившая их всех, и Екатерина Говард, пятая супруга Генриха VIII, оказавшаяся в числе тех, кого он отправил на эшафот, и Сарра Леннокс, муж которой, герцог Мальбрук, отправился на войну и погиб.

Среди носителей крови единорога, попавшей в Англию благодаря Генриху II Плантагенету, в числе первых был Ричард Львиное Сердце, который вскоре покинул Англию, чтобы сражаться сначала во Франции, а затем в Святой земле, где и погиб от смертельной раны при осаде Шамо. Другим был сумасброд Иоанн Безземельный. Потом пошли разные Генрихи, Эдуарды, Жаки, Георги и Гийомы. Были также отпрыски рода, вернувшиеся в Европу, — Фридрих Великий и Гийом II, кайзер с усами крючком.

Короли великие и не очень, изгнанники, завоеватели, царствовавшие неделю или всю жизнь, убийцы или жертвы, никогда не жившие в мире ни с миром, ни со своей семьей, ни с самими собой. К их числу следует еще добавить никому не известных детей, родившихся от случайной связи господина с какой-нибудь служанкой, придворной дамой или крестьянской девушкой, встреченной на охоте или в походе. Служанкам и пастушкам тоже доставались семена дрока, и они продолжали осеменять одну нацию за другой.

Самыми великими среди великих были Уильям Шекспир, в жилах которого имелась большая доза крови единорога, и жестокий король Эдуард IV. У последнего была дочь от жены сапожника, шившего ему сапоги. Эта женщина была красива; она подавала своему мужу шило и нитки, не отводя глаз от Эдуарда. После смерти короля две его законных дочери, два львенка, еще не имевшие ни когтей, ни клыков, были задушены в Тауэре по приказу их дядюшки Ричарда III, горбатого льва. Дочь сапожника, осыпанная золотом, вышла замуж за торговца сукном. Последовало четыре поколения успешных коммерсантов, и родился Уильям Шекспир, который сделал другой выбор. Он знал тайну своей крови; королевская ярость и боевые крики сражающихся звучали у него в голове. Он разрешался ими от бремени подобно Юпитеру. Порождение их теней, он даровал им вторую жизнь и, таким образом, бессмертие себе.

* * *

Когда Генрих II Плантагенет стал английским королем, римская церковь избрала очередного папу, единственного англичанина в своей истории, известного как Адриан IV[4]. Новый папа поручил Генриху II навести порядок в ирландской церкви; дело в том, что ирландские монахи нагло выбривали у себя на голове квадратную тонзуру вместо полагавшейся круглой.

В то время Ирландия была независимым государством, а Адриан IV, как мы уже сказали, был англичанином. Отправляя Генриха II выбривать круглые тонзуры у монахов Ирландии, папа не только стремился к единству церкви, но и заботился о прирастании Англии новыми землями.

Генрих II с папской буллой в руке и цветком дрока на шлеме вторгся в Ирландию в 1170 году. К тому времени Адриан IV был забыт, и Генриха II давно перестали волновать монашеские тонзуры. Он объявил во всеуслышание, что отныне Ирландия принадлежит английскому королю. Он раздал своим баронам завоеванные земли при условии, что ирландские крестьяне будут обрабатывать их, чтобы иметь возможность платить налоги в королевскую казну.

Так для ирландского народа началось тяжелое многовековое рабство. Даже сейчас, через восемь столетий, освобождение ирландцев еще не завершено. Слишком глубоко лев из Анжу вонзил когти в Ирландию. Но его белоснежная подруга, девушка-единорог, полюбила этот край воды и ветра и смешала свои мечты с мечтами ирландцев.

* * *

Родители Джонатана Грина должны были умереть. Тонкие и бледные, со светлыми волосами и голубыми глазами, они удивительно походили друг на друга, и не было ничего удивительного в том, что они одновременно заболели одной и той же болезнью. Родственники в девятом колене, они были потомками Генриха II Плантагенета в двадцать первом поколении, а через него — потомками единорога и льва. В дальнейшем, после их смерти, Джонатан должен был сменить место обитания своей семьи, так что ни его сыну Джону, ни его внучкам не суждено было родиться в замке предков, в котором сейчас приглушенно звучали голоса слуг.

— Джонатан! Джонатан!

Мальчик ждал, хотя в голосах звучала тревога. Служанки, в поисках бегавшие босиком по промерзшим залам и мрачным лестницам, не осмеливались громко позвать его. Он спрятался в библиотеке, забившись за кресло, и сейчас сидел на пушистом ковре возле камина, в котором неторопливо горели куски торфа. Перед собой он держал большую книгу в кожаном переплете, словно щитом закрывая себе грудь. Ему было почти семь лет, он хорошо читал, но в комнате было слишком темно, и он не различал буквы в книге о приключениях Иосифа Аримафейского[5], который приплыл на лодке в Британию, держа в руках чашу с кровью Христа.

Он слышал голоса служанок, но не хотел отзываться, потому что знал, зачем его зовут, и ему было страшно.

Его все же нашли, извлекли из-за кресла, притащили на кухню. Со вздохами и причитаниями раздели перед ярко пылавшим очагом и вымыли в лохани, наполненной теплой водой. Потом причесали и переодели в чистую одежду, красную с белым. Затем отвели в комнату родителей.