Девушка выбирает судьбу - [47]

Труднее всего было изготовить копье, без которого не обойтись настоящему батыру. Опять-таки выручал тамариск, но сколько усилий необходимо было потратить на то, чтобы выломать толстую — в руку — корневую ветку! Из тамариска были и палицы, которые волочились по земле за воином, совсем как настоящие.

Но самой настоящей роскошью для нас были сабли. Это теперь в каждом ауле вдоволь ящиков, старых бочек и многого другого, из чего можно выточить любое холодное оружие. А тогда ничего не было под рукой, кроме тамариска, который не поддавался обработке. Лишь один из нас мальчик Есирхан имел настоящую саблю, на изготовление которой пошла старая деталь от ковроткацкого станка…

И все-таки мы воевали, совершали подвиги, делали стремительные набеги на вражеские армии, осаждали крепости, которые представляли из себя норки сусликов, хомяков и прочих степных зверьков. Особенно интересно было охотиться на тушканчиков. Из своей норки он появляется в сумерках, оглядывается по сторонам и осторожно движется к такыру. Вот тогда и начинается погоня. С шумом и криком несемся мы за ним. Самого зверька не видно, но выдает его белый хвост, который так и мелькает в лунном свете. Иногда мы успеваем пустить в него стрелу или бросить копье, но я не помню случая, чтобы кому-то из нас удалось вернуться с добычей.

Бывали у нас позорные поражения. Однажды, вооруженные до зубов, мчались мы по лощине, налево и направо поражая врагов. И вдруг из-под наших ног вынырнула самка бурундука с целым выводком детенышей. Маленькие бурундуки сразу разбежались кто куда, зато самка оскалила свои острые, как бритвы, зубы и бросилась на нас. Даже наш атаман Есирхан со своей саблей и тот обратился в паническое бегство. Через добрых полверсты мы едва перевели дух…

Во второй раз получилось еще хуже. В этот раз мы ехали рысью в сомкнутом строю и вдруг, повстречались с самым пахучим зверьком из всех, которых мне приходилось потом встречать. Это был хорек. Атаман выхватил было саблю, но хорек встал на задние лапки и принялся отчаянно тявкать. Есирхан замахнулся, но не попал по хорьку. Тот пустился наутек, но когда дорогу к норке преградил один из наших сарбазов, хорьку ничего не оставалось, как принять бой. Он снова поднялся на задние лапки и яростно бросился на нас. Вначале он прыгнул на атамана и в мгновение ока прокусил ему ногу до крови. Есирхан выпустил саблю из рук и заревел на всю степь. А хорек продолжал прыгать, намереваясь расправиться со всеми своими врагами. Некоторые бросились бежать, другие отступали, отбиваясь от хорька палками. Собравшись с силами, мы загнали наконец его в нору, а тому только это и надо было…

Целый месяц хромал потом наш атаман, но мы не смеялись над ним. Каждый помнил собственную трусость. Строились планы, как отомстить коварному врагу, но они так и не были приведены в исполнение.

Как ни странно, но более крупных зверей мы боялись меньше. Один раз мы встретились с большим жирным барсуком. По тем временам он должен был показаться нам целой горой, но мы смело бросились на него. Видимо, он не считал нас серьезным противником. Лениво отбежав, зверь опять уселся на толстый зад и даже не стал смотреть в нашу сторону.

С криком «ур-ра!» бросаемся в новую атаку. Барсук опять отбегает и садится. И так несколько раз, пока он не юркнул от нас в кусты шенгеля. Как было не гордиться таким подвигом! Долго потом мы рассказывали об этом в ауле, перебивая друг друга…

Чаще всего мы играли в «кокпар» — погоню за козлом. Вместо козлиной туши брали старую отцовскую овчинку, на которой он отдыхал после работы, и начинали носиться по такыру, вырывая ее друг у друга. Шум и гвалт стояли такие, что впору настоящему кокпару. Только потом замечали мы ссадины, синяки и шишки, полученные в игре. А разве не то же самое бывает в настоящем кокпаре?!

Случается, что в сильном азарте чья-то рука невзначай ухватится за рубашку «противника» и ветхая ткань с треском расползается. Тогда игра останавливается, и все замолкают. Нет тяжелее этой потери. Бывает, что пострадавший вступает в драку, потому что дома ему не поздоровится…

По правую сторону — неглубокая лощина, густо заросшая бурьяном, ослиной травой. Здесь батыры готовили себя к будущим подвигам, воспитывали в себе выносливость и отвагу. Как только земля освобождалась от снега, мы рвались в степь. Очевидно, в человеке, а особенно в ребенке, происходит тот же процесс весеннего оживления, что и в растениях. Еще лежали в степи оледенелые островки, а мы уже сбрасывали свои рваные башмаки куда-нибудь в угол и выскакивали на улицу босиком. Иногда, особенно по утрам, холод пробирал нас от головы до пят, но никто не обращал на это внимания. Какой ты джигит, если будешь сидеть у очага и ждать, пока солнце отогреет землю. Мы стремглав бежали в эту лощину и с наслаждением топтали голыми пятками слежавшийся снег. Потом сбегали на самое дно, чтобы оставить след ноги на расплывшейся мерзлой глине и снова возвращались к снегу, чтобы покружиться на нем еще немного.

Не всегда это проходило даром. Ноги становились красными, потом синели и покрывались пупырышками, словно кожа у гусей. Мы вскакивали на своих тамарисковых аргамаков и галопом пускались к дому. По дороге то и дело кто-нибудь подскакивал и хватался за пятку. Наша степь ой как богата колючкой, а к весне шипы у растений твердеют, становятся острее иголок. Если нашей огрубевшей коже были нипочем обычные занозы, то крупная белая колючка была опасна по-настоящему. Растет она на щетинистом чертополохе и имеет длинные роговые иглы. С хрустом вонзается такая игла в пятку, а когда вытащишь ее, струей льется кровь. Лучше самому не вытаскивать, а ковылять домой. Там бабушка смочит несколько раз слюной стальную иглу и невзирая на твои вопли не отпустит до тех пор, пока не вытащит всю занозу без остатка. Не дай бог останется какая-нибудь щепочка — ногу тогда раздует, и будешь болеть две-три недели.