Девушка выбирает судьбу - [28]

Взять хотя бы бабушку Ирисбике и ее сноху. Они гордятся своим домом, а до остальных им никакого дела нет. Разве так можно?! Неприязнь, вражда. Меня тоже успели прозвать кирпи-кыз[56].

17 августа. Познакомилась с управляющим Булебаем Удеркуловым. Видимо, ему уже за пятьдесят. Выглядит почти квадратным. Глаза навыкате, усы жиденькие. Жара, а он в телогрейке и ватных брюках. На голове малахай. Насыпав большую порцию насыбая за губу, он предупредил меня.

— Шпешу. Ешли можно, покороче…

Из-за насыбая он «с» произносит как «ш».

Я не спешила. Подробно рассказала ему о своих невеселых впечатлениях, поделилась мыслями о том, как изменить положение. Слушая меня, управляющий не переставал считать на старых, страшно засаленных счетах.

— Доченька, вше это правильно. Но ты еще не жнакома ш экономичешкой штороной дела. Пойми, что мне нужно в первую очередь штроить не баню, а кошару на тридцать тышач овец. Люди могут дома нагреть воды и вымытьшя. А школько овец можно помештить в ижбе? — Он выплюнул насыбай и заговорил без «ш». — Вот ты сказала, что людям приходится смотреть кино, сидя на земле. Но ты же видишь: здесь не растет ни одной палочки. От нашего района до областного центра пятьсот верст, а от нас до райцентра — двести. Вот ты и посчитай. Бревен и досок, которые мы добываем прямо-таки через силу, еле-еле хватает на каркас для кошар — на двери да косяки. Не обеспечим — начнется падеж. Кто пойдет под суд? Конечно, я.

Я слушала его и думала, что передо мной не современный руководитель-хозяйственник, а страшный скряга Карабай, чье имя стало нарицательным в народе. Мне стало жутко. Он думает так: если скот погибнет — Удеркулов пойдет под суд, а если человек умрет — похоронят — и все.

Управляющий дал понять, что разговор окончен, и принялся снова считать и записывать цифры в истрепанный грязный блокнот.

Возмущению моему не было предела. Чтобы хоть как-нибудь досадить этому толстому, с бычьей шеей, человеку, я спросила:

— Почему в вашем доме такая грязь?..

— Что, что? Что ты говоришь? — спросил он таким ошалелым голосом, будто его только что разбудили.

Я как можно спокойнее рассказала ему обо всем, что видела у него в избе.

На какое-то время управляющий растерялся. Потом вспомнил, что он здесь самый большой начальник, и рявкнул:

— Какое тебе дело до моего дома? Не позволю сопливой девчонке учить меня! Ишь какая, яйцо курицу учит… Знай свой медпункт, и не лезь, куда не просят.

— Медпункт не мой, а наш…

— Молчать! Если ты и дальше будешь так разговаривать, получишь от ворот поворот.

— Не пугайте, не боюсь! — отрезала я. — О аллах, как можно терпеть таких, с позволения сказать, горе-руководителей?

1 сентября. Начался новый учебный год. Сегодня проверяли школьную гигиену. Побывала в каждом классе. Беседовала со школьниками. Обещала как можно чаще их навещать. Сказала, что при малейшем недомогании нужно обращаться ко мне. А дети такие милые! Глаза у всех черные, ясные, любознательные. Ребятишки мне так понравились, что каждого хотелось поцеловать.

15 сентября. Встретилась с директором школы. Ему за пятьдесят. Степенный, рыхлый. Голос вкрадчивый, видно, мягко стелет, да жестко спать.

— С женщинами лучше не связываться. Я, например, перед женой рта открыть не смею. А дочери — те почти с пеленок учат своих родителей уму-разуму.

Говорит директор странно, перед каждым словом издает длительное «м-м-м».

В доме директора на подоконнике лежат несколько потрепанных учебников и почему-то совсем мало книг. Выписывает он районную и областную газеты, но использует их жена для хозяйственных нужд.

Я рассказала директору, что дети некоторых чабанов не учатся. Когда я принимала роды на урочище Кос-Кудык, сын и дочь чабана болтались дома. Чабан говорит, что в пансион не берут, а родственников или знакомых, у которых могли бы жить дети, у него на усадьбе нет. Сын помогает отцу, а дочь — матери по хозяйству. У другого чабана четверо ребят — и все не учатся.

Мой рассказ был директору неприятен, и он суетливо заерзал.

— А в аульном Совете сказали, что абсолютно все дети охвачены…

— Товарищ директор, почему вы не похлопочете о том, чтобы детей животноводов всех без исключения определить в школу-интернат? Вы же обо всем знаете. Да и школы-интернаты для детей животноводов надо размещать в областных, и в крайнем случае, в районных центрах. Можно же ведь все организовать!

— Ой, дочка!.. Ничего ты не понимаешь. Чтобы открыть наш несчастный пансион на пятьдесят мест, нам понадобилось хлопотать несколько лет и даже обращаться в Алма-Ату.

Слова директора меня смутили, и мне стало неловко за свои поучения. Но разве можно спокойно смотреть на отсталость аула? Я знаю, что часто сую нос не в свои дела. А что делать…

Да, сегодня встретилась с нашим секретарем. Ходила платить взносы. Он строг и говорит только «вы». Увидев меня, надулся, как фазан. Такой важный, злой. Видимо, тогда я его крепко задела. Пусть ершится. Мне-то что… Парикмахерскую еще не открыли, но он аккуратно подстрижен и чисто выбрит. И одет прилично. Посмотришь — парень хоть куда… А что у него в душе?

Толеу преподает физику и математику. Людям нравится, как он учит детей. Говорят, он не очень общительный, но порядочный. А для меня он пока болезненно-самолюбивый джигит, а не комсомольский секретарь.