Девушка выбирает судьбу - [124]

Тетушка Малике опять приподнялась с табурета, приложила ладони к детским лобикам и испуганно отдернула руки. Чтобы не закричать снова, зажала себе рот. Дети горели как в огне.

Душа ее истерзана страданием, в лице ни кровинки. Глаза как у верблюдицы, лишившейся верблюжонка. Она была грамотной женщиной и работала заведующей районной библиотекой, но теперь, когда над детьми нависла угроза смерти, готова была звать на помощь муллу, знахаря, все силы небесные!

— О-о! Хоть бы Оспан остался, продолжатель отцовского рода! — стонет она в полузабытьи, не понимая всего ужаса своей мольбы. — Нургайша… Она ведь по женской линии…

И словно подслушал кто-то ее: мальчик начал постепенно приходить в себя, а Нургайша, окунувшаяся с головой в ледяную воду, не смогла осилить болезни и на третий день умерла…

Одиннадцать лет прошло с тех пор. Муж тетушки Малике погиб в 1944 году, освобождая от фашизма далекую Венгрию, и она осталась одна с сыном. В двадцать девять лет она вторично вышла замуж за районного киномеханика Жолаушыбая Назарова, дальнего их родственника…

С первых же дней не одобрял отчим юного Оспана. Ему все не нравилось в нем: поступки, поведение, манера держать себя. Но он никогда ничего не говорил, чтобы не огорчать жену, которую очень любил.

И все же однажды он не сдержался:

— Не кажется ли тебе, что ты балуешь нашего Оспанжана?

Малике не ответила и несколько дней после этого не разговаривала с мужем. «Конечно, он не родной сын, поэтому и не нравится!» — думала она. Оспан был как две капли воды похож на ее первого мужа и напоминал ей о первой любви. Могла ли она позволить обижать его? Нет, такие разговоры нужно прекратить раз и навсегда. Когда ей показалось, что отчим снова придрался к ее сыну, она резко оборвала его:

— Я знаю, почему ты недоволен. Мой Оспан, считая себя твоим сыном, проходит бесплатно в кино. Можешь не беспокоиться: с сегодняшнего дня я буду давать ему деньги на билеты!

Бедный Жолаушыбай растерялся от такой несправедливости. Он искренне хотел добра своему приемному сыну и хорошо понимал, что потакание слабостям не приведет к добру. Но как только Малике напоминала о том, что это не его родной сын, Жолаушыбай терялся и не знал, что говорить. И так немногословный по природе, он замолкал и безропотно подчинялся любимой жене.

Постепенно он и вовсе перестал заниматься Оспаном. «Малике — грамотная женщина, поумнее меня, — думал он. — К тому же она — мать, ей виднее, как воспитывать ребенка. А мое дело — работать, заботиться о семье, о доме!»

Нелегкое детство было у тетушки Малике. Мать у нее умерла рано, а мачеха попалась злая, таскала девочку за косы и всячески унижала. И голод и холод переносила она в детстве, да и молодые годы отняла война. Вот и не хотела, чтобы единственный сын хоть в чем-нибудь терпел нужду. А о том, чтобы поднять когда-нибудь руку или даже повысить голос на напроказившего Оспана, об этом и речи не могло быть!

Нет, Оспанжан — самый лучший мальчик на свете. Что же касается его проказ и непослушания, то все дети таковы. Эгоистичность его со временем пройдет, как прошли корь и ветряная оспа. Он будет, конечно, здоровым, жизнерадостным, умным и обаятельным джигитом. Таким ведь был отец… И вообще это ее сын. После сложной операции, которую перенесла тетушка Малике несколько лет назад, она не может больше иметь детей. Муж переживает, но ничего здесь не поделаешь. Тем предупредительнее должен относиться он к Оспану…

Оспан учился относительно неплохо: не был отличником или ударником, но и двоек не получал. Мать это вполне устраивало.

— Нечего мальчику сушить мозги с детских лет! — говорила она своим знакомым, когда они интересовались успехами Оспана в учебе. — Вырастет здоровым, всему научится.

С пятого класса Оспан начал курить, а мать не препятствовала этому. Ведь и покойный муж ее не выпускал папиросы изо рта. Что это за мужчина, который и запаха табака не знает? Тот же Жолаушыбай, ее второй муж, например…

А с вечера по случаю окончания седьмого класса сын вернулся пьяным. Тогда, чуть ли не впервые в жизни, тетушка Малике сделала ему замечание. Она сняла с него ботинки, уложила в постель, а на следующее утро проснулась с покрасневшими глазами.

— Но я же джигит, а не баба! — оправдывался Оспан. — Что же зазорного в том, что пропустил стаканчик. Один раз в семь лет нельзя повеселиться!..

И мать снова в душе согласилась с ним. «Говорит же казахская пословица, что мальчик в пятнадцать лет — джигит. А ему уже пятнадцать, закончил как-никак семилетку. В честь этого и повеселился с друзьями. Не в кабаке, не в забегаловке, а на специально устроенном вечере. Ничего страшного не случилось…»

И когда Жолаушыбай хотел что-то возразить ей в связи с этим, она оборвала его на полуслове:

— Кто не курит и вина не пьет, того и запахи пугают… А за него можешь не беспокоиться: пьяницей не станет. Отец его и выпить умел, и за девушками поухаживать. Не был рохлей, как некоторые!..

Но на этот раз Жолаушыбай не согласился с ней:

— Дорогая моя Малике, — сказал он. — Я предупреждаю тебя, что это добром не кончится для нашего сына. Лиха беда — начало. Пора бы ему становиться взрослым. А это совсем не означает, что он должен начать пить и продолжать курение…