Когда за окнами машины замелькали старые улицы Готического квартала, Лили робко положила ладошку на руку мужа:
— Тристан, я понимаю, что была не права…
Он мягко отстранился и посмотрел на жену.
Свет фонарей сквозь забрызганное дождевыми каплями стекло рисовал на щеках мужчины влажные дорожки.
— Нет. Это я был не прав, позволив тебе думать, что наш брак может быть чем‑то большим, чем деловое соглашение.
Кровь отлила от лица Лили, когда до нее дошел смысл его жестоких, обидных слов.
— А как же сегодняшний день?
— Ошибка.
— Нет, — простонала Лили. — Тристан, не говори так.
— Да. Я думаю о тебе, Лили, делаю то, что лучше для тебя. Мы должны играть спектакль для других, но я не готов делать это еще и наедине. С этого момента наш брак — формальность, как мы и договаривались с самого начала.
Лили была слишком потрясена, чтобы плакать. Она сделала ставку и проиграла все, включая свое достоинство и свое сердце. У нее остался только ее ребенок.
Ночью, лежа на краю кровати, где они с Тристаном занимались любовью, Лили чувствовала, что балансирует на грани ужасающей темной бездны.
Утром, когда Тристан ушел на работу, Дмитрий перевез Лили из отеля в апартаменты мужа в районе Эль‑Энсанче. Прогуливаясь по своему новому дому, девушка вяло восхищалась светлым паркетом, профессиональной кухней, видом на центр Барселоны из высоких окон — и отчаянно скучала по маленькому, захламленному домику на Примроуз‑Хилл в Лондоне.
Она была очень одинока. Короткий медовый месяц закончился, толком не начавшись. И вместе с ним, по сути, закончилось ее замужество.
Прокуренный голос Мэгги Мэйсон, лондонского агента Лили, прозвучал в трубке телефона в ее тихой квартире в Барселоне словно послание с другой планеты:
— До сих пор не могу поверить, что моя девочка выросла и заполучила самого завидного жениха в Европе. Как ты себя чувствуешь, ангелочек?
— Хорошо, — с натужной бодростью отозвалась Лили. — За мной смотрит лучший здешний гинеколог.
— Рада за тебя. Скажи, милая, ты очень занята? Я завалена предложениями для тебя. Все модные и косметические компании хотят, чтобы их представляла маркиза Монтеса. Конечно, я отвечаю, что это исключено — твой роскошный муж и гламурная жизнь не оставляют тебе времени даже думать о работе. Я права?
— Разумеется, права! — Ложь эхом разнеслась по необжитым, безупречно‑выставочным апартаментам Тристана, и Лили почувствовала необходимость смягчить ее. — Я не могу работать из‑за ребенка, честно говоря. Если бы ты видела меня сейчас, сразу поняла бы, что я гожусь только на роль коровьей задницы в рекламе масла.
По крайней мере, это не было совсем уж неправдой. На седьмом месяце беременности живот под кашемировым свитером из гардероба мужа казался Лили огромным. Ее больше не тошнило, зато простейшие действия давались с усилием.
— Не наговаривай на себя, дорогая. Я видела ваши с Тристаном фотографии в журнале «Hello» на прошлой неделе. Беременность тебе к лицу, хотя я уверена, что глазки у тебя светились не только по этой причине.
Жар прилил к щекам Лили. Фотосессия на помпезном приеме в одном из громадных залов банка длилась целую вечность. Она терпеливо позировала фотографам рядом с Тристаном, который прижимал ее к себе, нежно приобняв за талию. Разглядывая снимки маркиза Монтеса, трогательно ухаживающего за беременной женой, кто мог предположить, что он прикоснулся к ней впервые за два с половиной месяца?
— Мне нравится быть беременной, — сказала Лили в трубку. — Ты сочтешь меня сумасшедшей, но это правда.
Без ребенка, который уже начал шевелиться в ее животе как маленькая рыбка, она бы не смогла так долго выносить безразличие и отстраненность Тристана.
— Вот черт, — сказала Мэгги. — Я‑то надеялась, что ты умираешь со скуки, только и ждешь возможности вернуться к работе. Тебе нужно будет сняться еще в одной рекламе туалетной воды, но только после того, как ты родишь. А это, по моим подсчетам, случится через тысячу лет.
Мэгги замолчала. Лили слышала, как она затянулась сигаретой, перед тем как продолжить:
— А ты, случайно, не хочешь осчастливить народные массы серией эксклюзивных репортажей на тему «Мой сказочный брак с ослепительным испанским аристократом‑миллиардером»?
— Нет, — ответила Лили деревянным голосом. — Я не думаю, что это хорошая идея.
— Но почему нет, дорогая? Вся Европа только и говорит о твоем потрясающе романтическом браке. Я слышала, репортеры закладывают дома, чтобы покупать информацию о том, когда ты в следующий раз пойдешь на обследование или где вы с Тристаном появитесь вместе. Такую шумиху нельзя создать искусственно, но, если она поднимается сама по себе, этим нужно пользоваться, черт побери…
— Нет, Мэгги. — Лили сжала трубку побелевшими пальцами. — И, к слову об обследованиях, я опоздаю к врачу, если не выйду из дома сейчас же.
Спасибо, что позвонила. Было приятно поболтать, и я обязательно сообщу тебе, если передумаю насчет работы.
Чуть позже, сидя в машине за спиной молчаливого Дмитрия по дороге на прием к доктору Альваресу, Лили подумала: «Мой сказочный брак с ослепительным аристократом‑миллиардером? Да уж, лучше не скажешь».
