Девушка из штата Калифорния - [31]

Шрифт
Интервал

В наш день, среду, работала также Шер, женщина в ранних сороковых (дословно переводя с английского, о возрасте), то есть ей чуть больше сорока. Она высокая, немного угловато-неповоротливая и большая шутница. О том, что она одинока и ей это очень не нравится, она всегда всем рассказывает. И вот Руди как-то меня подвозит и говорит: «Ну почему бы нам с тобой не встретиться, не попартиться (это мною придуманный глагол от английского „парти“, вечеринка)». Я, как всегда, начинаю мяться и ныть, как мне не до этого, как я устала от поисков работы. Я не могу ему прямо сказать, что, мол, знаешь, мил-друг Руди, у меня есть муж и партиться мне с тобой ни к чему. Но я боюсь его вспугнуть, поэтому начинаю «вилять хвостом», придумывая всякий раз новые отговорки, увиливая от прямого отказа. Он говорит: «А вот Шер, например (мол, не в твою рожу), она очень хочет партиться». И я, наивно округлив глаза, говорю: «Ну так ты пригласи Шер, у нее и время, наверно, есть свободное». Меня начинает давить хохот, и я сдерживаюсь, что есть мочи, чтобы не захохотать. Это бы испортило весь мой имидж наивной дурочки. Я представляю себе их рядом – невысокого, крепко сбитого Руди и высокую угловатую Шер – итальянская пара хоть куда! Это очень смешно, ведь они совсем разные. Он мягкий и вкрадчивый, смугло-испанистого вида, она громогласная, белокожая, и вообще, как танк или бронепоезд, без компромиссов. Руди в сердцах восклицает: «Ну я ведь не хочу Шер, я хочу тебя пригласить!» Вот так в очередной раз увильнув от приглашения, я выхожу из машины недалеко от своего дома.

Вот как-то звонят мне из клуба и дают телефон одного офиса. Там требуются люди печатать на компьютере документы по недвижимости. Я говорю: «Ведь я не профессиональная машинистка, у меня нет скорости печатания. Тут у них скорости бешеные – пятьдесят пять – сто десять слов в минуту. По сравнению с американской печатной «ракетой» я – лошадка, везущая хворосту воз. Но мне член клуба советует: «А ты позвони, не повредит!» И я звоню, твердо уверенная в тщете очередной попытки. Трубку берет мужчина. Начинаю объясняться. Он вдруг спрашивает: «Вы что, русская?» Я очень радуюсь такой умной догадке и начинаю быстро и сбивчиво говорить ему о том, что да, я русская, что я бьюсь-колочусь в поисках работы, что без работы третий год. Он говорит, что печатать я не смогу, но проверять-то документы я смогу. И назначает мне встречу в этот же день. Я, быстренько прикинув, что надо быть в надлежащем виде на интервью, собраться с мыслями, поэтому предлагаю утро следующего дня. Он соглашается, и утром, приодевшись, как обычно для интервью, в бизнес-слегка нарядный стиль, я еду.

Мой телефонный собеседник оказывается невысокого роста довольно симпатичным мужчиной лет сорока трех-сорока четырех. Зовут Грэг. (Гришка, значит, тут же смекнула я). Грэг из той породы людей, пообщавшись с которыми, через полчаса начинаешь думать, что ты их уже знаешь всю жизнь. Мы с ним находим общие темы для шуток, смеемся. Он мне говорит: «А что это ты так вырядилась?» Я говорю: «Ну как же, как учили, интервью все же». Он: «Да брось ты, тут можно и попроще, во всяком случае без каблука. А то, неровен час, тебя на улице схватят в таком виде». Он имеет в виду мексиканцев, которые сигналят, если только увидят кусок ноги. Мы с ним договариваемся, что он подкопит для меня напечатанных документов для проверки и через недельку позвонит. И как раз через два дня после этого Майк ломает ногу. Я неделю моталась дом – больница и думала, что ведь не верю, что этот Грэг позвонит и действительно даст мне какую-то работу. Ведь я уже четыре месяца бегаю с разрешением на работу – и никаких результатов. Сколько исхожено, сколько сделано звонков, сколько разослано моих резюме – и ничего! У меня три разных резюме: учитель английского для взрослых иностранцев, переводчик русского и клерк. Кстати «клерка» я изобрела после тщетных почти трехмесячных поисков учительской работы или переводчика. Не совсем тщетных, но пока все это такое редкое, внештатное, непостоянное. Например, я учитель на замещении (саб). Я называю себя в шутку «сабститутка». Вызывали пока всего три раза в одну школу. Вызывают, когда не выходит постоянный учитель. Но в списке-то у них тридцать таких желающих-сабститутов, как я! Попробуй дождись своей очереди на вызов. Переводы нужны еще реже. И вот, осознав все это, я в муках родила третье резюме на себя, на клерка. В котором написала, что я незаменимый и талантливый клерк, какого не сыскать во всей Америке (особенно учитывая опыт работы в разных советских офисах, где все офисное оборудование состояло в обычной картотеке и простом калькуляторе). Потому-то я и рожала его в муках. О скорости же печатания я там умалчиваю. Кому нужна такая «ракета» двадцать пять-двадцать шесть слов в минуту? И вот, почти уверенная в том, что Грэг забыл, что обещал мне дать работу корректора, устроив Майка дома после больницы, я все-таки звоню Грэгу, чтобы справиться о своей судьбе. И он действительно меня приглашает в понедельник приезжать на работу, первый день. Но я все не верю. Не верю, когда он мне показывает мой стол, не верю, когда отрабатываю первых пять часов за этим столом. Ведь он не спрашивает у меня никаких документов. Американцы ведь жуткие бюрократы, и тут, с Грэгом, это все совсем не укладывается у меня в голове. Сколько я переписала бумаг, заявлений в совершенно ненужных местах, где даже не собирались мне ничего предлагать! А тут вдруг дали работу и ничего не спрашивают. Ну батенька, это Америка, страна чудес. В конце недели я вкрадчиво говорю Грэгу, не хочет ли он, как бы невзначай, взглянуть на мои документы? Он, как-то отмахнувшись, говорит: «Ну ладно, сделай копии идентификационной карточки и разрешения на работу». Я тут же побежала барашком, сделала копии, приношу. Вот неделя, другая проходит, я работаю, о деньгах мне никто даже не намекает, словно я работаю в целях благотворительности. И вот наконец, в конце третьей недели, когда я уж надумалась всякого, мне дали первый в моей жизни в Америке чек – то, что я заработала за две недели. Тут только я поверила, что я при работе. Пусть она без гарантий, так как это частный бизнес Грэга, но все-таки это работа! Есть у него работа, он нанимает людей, нет – он от них избавляется. Но мне об этом думать некогда. Мне нужны деньги на машину. Я иду и работаю. В конце первой недели меня посетила мысль, что на такой работе можно деградировать, читая одни финансовые документы целыми днями. И я нашла отличный выход. Я принесла маленький магнитофон с наушниками, кучу кассет. И приятно провожу время, слушая свою русскую музыку или испанские уроки. Радио в офисе горланит целый день, но американский заезженный рок или новые, но уже заезженные шлягеры не отвлекают меня от занудства проверки документов, поэтому я прибегла к своим кассетам.


Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.