Девушка из Берлина. Вдова военного преступника - [22]

— Ты это сейчас серьёзно?! — Отто посмотрел на своего друга, будто тот издевался над ним в самой неприличной манере. — Я ему палец даю, а он всю руку хочет оттяпать! Между прочим, к твоему сведению, я жизнью рисковал, свисая с крыши для этих твоих снимков, а охрана в том отеле была та ещё. А ему ещё и звука захотелось! Тебя послушать, так мне стоило туда вломиться и приказать им признания для тебя подписать!

— Прекратите истерику, гражданочка! Я же просто спросил.

— Кто это такой? Ты его знаешь? — я ткнула пальцем в одного из людей на фото, переключая внимание австрийцев на более насущные проблемы с очередной их словесной перебранки.

— Это правая рука Уильяма Донована, основателя Офиса стратегических служб, или ОСС, но не всем известный его протеже Аллен Даллес, а второй, Брайан Томас, который всегда самыми тёмными делишками занимается, — объяснил Эрнст.

— Значит, они были там неофициально, — заключила я.

— Конечно же, нет. Просто зондируют почву скорее всего, прямо под носом у собственного президента.

— Как такое возможно? — удивился Отто. — Думаешь, он правда не знает?

— Американское ОСС почти как наш SD-Ausland, только в отличие от нашей внешней разведки Донован о всех своих делах начальству не докладывает. Не забывай, что он — заправила с Уолл стрит, и у него достаточно денег и влияния, чтобы действовать автономно и в собственных интересах. ОСС — его новая любимая игрушка, и уж поверь, у него достаточно ресурсов, чтобы одна рука — это самое ОСС — делала одно, а вторая рука — президент и его аппарат — ничего при этом не подозревали. А вот зайдут переговоры в нужное для США русло, и он тут же побежит докладывать о своей «секретной миссии» начальству и будет выглядеть при этом не как махинатор, а как настоящий герой.

— Удобно, ничего не скажешь.

— Ещё как удобно, — согласился с Отто Эрнст, перелистывая фотографии. — Но хоть с американцами-то нам всё ясно, вопрос о том, кто санкционировал переговоры с нашей стороны, по-прежнему остаётся нерешённым. Фюрера удар бы хватил, если бы он только про это услышал, так кто же за всем этим стоит? Шелленберг сам по себе слишком уж маленькая рыбёшка, чтобы инициировать встречи на настолько высоком уровне…

— Никто не имеет достаточно власти, чтобы их инициировать, кроме самого фюрера. — Отто пожал плечами.

— Это верно. Но американцы всё же согласились на переговоры, а значит, вверились во власть кого-то, кому они доверяют. Или в ком видят возможного будущего лидера… Кого-то, кто стоит чуть ниже фюрера, но ровно настолько, чтобы вступить на его позицию в случае если…

Телефонный звонок внутренней линии прервал шефа РСХА. Он поднял трубку и замер на месте, слушая голос на другом конце провода. Отто и я обменялись взглядами, пока Эрнст говорил с кем-то приглушённым голосом. Повесив трубку, он повернулся к нам и тихо проговорил:

— На фюрера только что было совершено покушение. Никто не знает, выжил ли он…

* * *

То, что происходило в течение последующих нескольких дней, можно описать только одним словом — хаос. Главные заговорщики — Клаус фон Штауффенберг, его адъютант Вернер фон Хэфтен, генерал Фридрих Олбрихт и полковник Албрехт фон Квирнхайм — были расстреляны в ночь на двадцать первое июля, сразу после их неудавшегося покушения на фюрера. Бомба, которую фон Штауффенберг подложил под стол в конференц-зале, всё-таки взорвалась, но каким-то чудом крышка массивного стола сработала как своеобразный щит и спасла Гитлеру жизнь.

Как только по национальному радио было объявлено, что фюрер был жив и только едва ранен, я немедленно вспомнила слова Генриха о том, что заговорщикам никогда не преуспеть. Сопротивление Вермахта под руководством храброго фон Штауффенберга так и не смогло организовать государственный переворот из-за своей нерешительности, и многие из них в ту роковую ночь предпочли свести счёты с жизнью самостоятельно, чем быть с позором расстрелянными по приказу фюрера. Расследование заговора было поручено лично Эрнсту, отчего тот не покидал своего кабинета в течение нескольких дней. О Шелленберге и его переговорах пришлось на время забыть.

В первый более или менее спокойный вечер после крайне напряжённой недели Генрих работал над какими-то бумагами у нас дома, а я читала книгу, свернувшись калачиком на софе рядом с ним. Но и тут долгожданная тишина была нарушена громким стуком в дверь; на пороге оказалась Урсула.

— Макса только что арестовали, — пролепетала она дрожащим голосом. — Он сказал мне, когда его уводили, собирать Грету и немедленно уезжать из страны. Что мне делать?

Похоже было, что возмездие фюрера только набирало свою силу, и теперь коснулось наших ближайших друзей.

Мы едва ли не силой вливали в Урсулу неразбавленный виски, пытаясь унять её истерику, когда она рассказывала нам, плача навзрыд, как гестапо заковали её мужа в наручники, как будто тот был обычным уличным хулиганом.

— После стольких лет верной службы, — продолжала повторять она, промокая покрасневшие глаза платком Генриха. — Как они могли?… Хотя он тоже хорош, я же всё понимаю, ему надо было слушать меня, когда я говорила ему, чтобы он прекратил это с теми людьми! Что с ним теперь будет? Ведь можно что-то сделать? Ты ведь сможешь ему как-то помочь?