Девушка из Берлина. Вдова военного преступника - [20]

— Что? — оба мужчины повернулись ко мне, в то время как я пыталась уловить, что же такого важного было в тех его словах.

— Лучшая защита — это нападение. Это одна из его излюбленных тактик, я помню это с тех времён, когда работала с ним, — продолжила рассуждать я. — Это означает, что если ты что-то задумал, то напасть первым, чтобы отклонить от себя подозрения, это самое верное дело. Он рассказал мне о расследовании Мюллера не потому, что хотел предупредить нас, а потому…

— …потому что хотел сосредоточить наше внимание на несуществующей угрозе! — закончил мою мысль Эрнст. — Ну конечно! Шелленберг хочет, чтобы мы думали, что находимся под постоянным наблюдением, отвлекая нас таким образом от того, что происходит на самом деле.

— О чём вы таком говорите? Я ничего не понимаю, — Отто уже устал крутить головой от меня к Эрнсту и обратно.

— Шелленберг хочет, чтобы я думал, что нахожусь под наблюдением из-за моих якобы переговоров с врагом, когда на самом деле…

— …это он ведёт эти самые переговоры! — закончили мы в один голос.

— Вы что, серьёзно? — Отто, похоже, был искренне удивлён такому повороту.

— Это единственное логическое объяснение. — пожал плечами Эрнст. — Этот прохвост знает, что я терпеть его не могу и постоянно слежу за тем, что он делает. Вот он и решил объединить усилия с Мюллером и запугать меня через Аннализу, чтобы преспокойно продолжать вести переговоры, пока я буду бояться и шаг ступить, пытаясь понять, что же я такого сделал, что меня подозревают в измене. И, думается мне, это и был мотив его неудавшегося покушения в протекторате, который мы никак не могли разгадать. А когда тот его план не сработал, он решил придумать этот новый.

— Вот сукин же сын! — Отто наконец всё понял. — Что будешь делать? В открытую его во всём обвинишь и прижмёшь к стенке?

— Нет, всё равно же выкрутится, змеёныш. — Нехорошая ухмылка заиграла на лице у Эрнста. — А что, двое вполне могут играть в эту игру. Пусть пока думает, что я ни о чём не догадываюсь, а затем сцапаю его за горло, когда у меня все карты будут на руках. С поличным.

— Да ты интриган! — Отто даже не пытался скрыть своего энтузиазма, предчувствуя новое задание. — Какие будут указания, обергруппенфюрер?

— Найди мне женщину, агента, которая будет верна нам лично, желательно шведку, только смотри, чтобы страшненькая была и в глаза не бросалась. Сможешь?

— Да смочь-то смогу, но должен заметить, странные у тебя несколько вкусы…

— Брось уже свои шуточки, я тут о серьёзных вещах говорю. Скорее всего Шелленберг ведёт эти самые переговоры на нейтральной территории — в Швейцарии, это самый очевидный выбор — потому как он всё же не дурак и не захочет инкриминировать себя у себя же дома. Скажи этой женщине, чтобы следовала за ним, как тень и глаз с него не спускала, пока он ещё тут, в Берлине. А как только он решит «съездить отдохнуть на пару дней» в Швейцарию, я сразу же дам тебе знать. И думается мне, что ждать он нас долго не заставит…

* * *

У Эрнста было одно отличительное качество: если кто-то имел глупость перейти ему дорогу, он никогда не оставался в долгу. Вот и сейчас, председательствуя за большим круглым столом с Мюллером и Полем — человеком, отвечающим за концентрационные лагеря — вместо того, чтобы слушать их доклады, он безотрывно буравил взглядом сидящего напротив него шефа внешней разведки Шелленберга, который изо всех сил старался избежать этого самого тяжёлого взгляда.

Будучи приглашённой стенографисткой, я сидела у окна со своим блокнотом и время от времени переводила взгляд от Шелленберга, всё более неуютно ёрзающего на своём стуле, к Эрнсту, чья ухмылка становилась всё более широкой, словно тот чуял дискомфорт подчинённого.

— Герр обергруппенфюрер? — шеф Бюро Экономического Управления Освальд Поль осторожно позвал Эрнста, который, похоже, не только пропустил мимо ушей весь его доклад, но ещё и последовавший за ним вопрос в отношении «одалживания» части лагерных заключённых для работы на местных фабриках по вооружению.

Шеф РСХА наконец перестал пытать Шелленберга игрой в гляделки и лениво повернул голову в сторону Поля.

— Что?

— Я просто хотел узнать ваше мнение по данному вопросу…

— Моё мнение заключается в том, что если кому-то нужны работники, то я с удовольствием одолжу им пару человек из своего личного состава. — Австриец откинулся на спинку стула, заметив, как Шелленберг резко вскинул голову от своих бумаг. — Некоторым из них полезно было бы приобщиться к физическому труду, а то без регулярных упражнений они энергию свою не в то русло начинают направлять.

Поль и шеф гестапо Мюллер обменялись быстрыми взглядами. Вальтер Шелленберг потерял-таки своё обычное хладнокровие и нервно сглотнул.

— Простите, герр обергруппенфюрер, — начал он с плохо скрытым раздражением в голосе. Эрнст был единственным человеком, который умел без труда вывести его из себя, и от этого Шелленберг ещё больше его ненавидел. — Но я не понимаю ваших намёков.

— А кто сказал, что я вас имел в виду? — Эрнст вскинул бровь, протянул руку к столу, поднял свою чашку из тонкого фарфора и отпил немного кофе. С такой же нарочитой неторопливостью он выбрал бисквит с икрой с серебряного подноса, стоящего перед ним, и начал смаковать свой завтрак, не отрывая глаз от шефа разведки. — Или у вас есть причины так дёргаться от каждого моего слова?